Дэвид Брин - Бытие

По этим проводам внутрь, продвигаясь очень осторожно, проникли крошечные следопыты-автоматы. Они минимизировали повреждения хрупких аксонов, дендритов и нейронных кластеров, где проходят потоки ионов кальция и движутся электрохимические потенциалы, внося свою лепту в образование обширной стоячей волны, представляющей сознание человека. По возможности обходя все это, миниатюрные машины прокладывают себе дорогу внутрь с помощью гигантских звездчатых клеток, используя их как коридоры с жировыми стенами, и каждый маленький ползун тянет за собой микроскопически тонкий провод, пока не достигает цели: какого-нибудь точно отмеченного центра связи, зрения или контроля моторики – всего того, что лежит впереди.

Тор оценила отсутствие болевых рецепторов в человеческом мозгу. Или то, что тихими голосами утверждали на этот счет врачи, которые исследовали остатки ее слухового аппарата – те его части, что не сгорели при взрыве цеппелина. Вообще-то ползание нанороботов не должно было вызывать никакой реакции в сознании, когда они проникали в заранее намеченные участки зрительного центра, мозжечка, левой височной доли и в массу других жизненно важных узлов, рассеянных по всему невообразимо сложному мозгу Тор. Они оставались незаметными, пока не начинали свою истинную работу – проверять и испытывать, наносить на карту старые соединения и создавать новые, которые – возможно – позволили бы ей снова видеть, и слышать, и даже по-своему говорить…

…а то и – да позволит наука – двигаться, ходить и…

Но, казалось, не стоит слишком прикипать к этой надежде. Тор предпочитала с интересом клинициста рассматривать, что творится у нее в голове. Армию вторгшихся машин воображение рисовало как пронзающие иглы – или напавших клещей, – которые неумолимо ползут внутрь, прокладывая дорогу через все преграды в святилище, которое когда-то было совершенно недоступно. Во всяком случае, недоступно настолько, насколько это возможно в современном мире.

А потом, попав в назначенное место, каждый маленький робот начинал тыкаться! Хватать и цеплять края избранных дендритов, иногда ничего не достигая, иногда вызывая мгновенную реакцию – искорку «света»… тик в большом пальце левой ноги… запах горящих сосновых шишек… неожиданное желание снова увидеть любимого в детстве ретривера Даффи.

Отзываясь на это потерей ориентации, даже тошнотой, Тор вскоре ощутила теплое противоположное течение – несомненно, это были лекарства, которым полагалось сохранить покой ее тела и внимание мозга: врачи начали формулировать свои требования, проверять ее сенсомоторные рефлексы.

Раздраженная их вмешательством, она на короткое время задумывалась о том, чтобы никак с ними не сотрудничать. Но эти порывы оказывались недолгими. Как будто мне позволят отказаться! Во всяком случае, чтобы сделать это – сказать им «прекратить», – Тор должна была научиться говорить: сообщать о своих желаниях, не только выстукивая на зубах азбуку Морзе. До тех пор ей предстояло считаться недееспособной, оставаться под опекой государства и страховой компании, не имея законного права заставить их убрать всех этих козявок!

Поэтому Тор постукивала клыками по коренным зубам, отвечая на простые вопросы – определяя «право» и «лево», «верх» и «низ», когда начали появляться яркие пятна – результат работы зондов, которые стимулировали различные участки ее зрительного центра. И вскоре то, что сперва было большими размытыми пятнами, превратилось в крапинки размером с пиксель, в точки, или тонкие лучи, или линии, идущие наискось… как будто какой-то компьютер постепенно учился расшифровывать ее уникальный способ видеть.

Я слышала, что все разное. Мы внутренне рисуем для себя ту же реальность, которую видят другие люди, – те же уличные огни, рекламные щиты и прочее. Каждый из нас утверждает, что воспринимает окружающее в точности так, как остальные. Мы все зовем небо голубым. Однако говорят, что истинные зрительные впечатления – «квалиа» – индивидуальны у каждой личности. Наш мозг спланирован нелогично. Он эволюционирует – и в этом смысле каждый из нас становится существом своего, особого, вида.

Тор понимала, что ведет себя так, словно общается со своей вир-аудиторией! Формулирует четкие фразы, хотя у нее еще нет субвокального передатчика, чтобы ее слова услышал весь мир. Или хотя бы ее палата. Казалось, привычка, словно милый друг, вновь тянет ее к роли репортера или рассказчика. И хотя оценить было некому, Тор все равно с наслаждением формулировала точные фразы, находя в этом источник радости и гордости. Описывать происходящее, когда ты полностью беспомощный, – это обещало надежду обрести силу.

Часть меня все-таки выжила. Может, лучшая часть.

Конечно, Тор не оставалась совсем уж одна. Ею занимались специалисты-люди и голосовые компьютерные программы, нанятые «Медиакор» для заботы о сверхзвезде компании. А еще, уверяя Тор, что ее никогда не бросят одну во тьме, постоянно звучал голос толпы – «умной толпы» , которую она созвала на борту «Духа Чула-Висты». Этот голос никогда не оставлял ее, хотя отдельные участники флешмоба приходили и уходили. Когда больница разрешала, в частые перерывы и часы посещения, коллективный голос возвращался, чтобы пообщаться с Тор, почитать ей или держать в курсе текущих событий.

«Что бы я делала, если бы мозг был поврежден сильнее?» – думала Тор. Например, если бы ранение помешало ей воспринимать и «слышать» звуки, подаваемые в мозг? Голоса в голове сохраняли ей рассудок. Это была связь с реальным миром.

И вот между периодами лечения, когда зубы у нее начинали ныть от миллионов «да» и «нет», она помогала идентифицировать разбросанные мелкие участки своего возрождаемого мозга – ее ежедневно и постоянно снабжали новостями. Естественно, это включало в себя и всепланетное обсуждение камня из межзвездного пространства – Объекта Ливингстона. Были также сообщения об усиленных поисках террористов, взорвавших цеппелин. Тех, кто убил бедного Уоррена, а ее заточил в кокон поддерживающей жизнь аппаратуры.

Собственные воспоминания Тор об этом были довольно туманны – травма часто блокирует отчетливые воспоминания о ее причине. Воспоминания об Уоррене представляли собой немногие разрозненные впечатления… и образы соборов , заполненных газом, разноцветных колонн, которые угрожающе бились и вздувались. Несомненно, часть их тоже была зрительными реконструкциями, основанными на том, что ей рассказали о ее собственных разнообразных действиях.

На самом деле раньше прочих в ее зрительном центре сформировался зрительный образ – первый состоявший не только из простых геометрических фигур образ дрожащего заголовка в самой популярной вир-газете «Медиакор» «Гардиан». Это был дергающийся рисунок поврежденного цеппелина с зияющим горящим отверстием наверху. Изуродованный корабль, по-прежнему гордый и рвущийся в небо. А под ним видны точки – это, очевидно, пассажиры спускаются по спасательным трубам к безопасности.