Грег Бир - Город в конце времен

Молчание. Дурацкий вопрос. Она и так уже знает ответ – хотя он не несет в себе большого смысла.

– Тогда кто я ? Ничего не помню до звонка по тому номеру – в этом дело? Кем были мои родители? Не могла же я просто выскочить ниоткуда, ведь так?

Вежливое ожидание.

– Ну хорошо, – гневно сказала Джинни, решив проверить допустимые пределы. – Вы этого хотели, так что не обижайтесь. Допустим, я пришла из страны, именуемой Тула. Это большой остров к северо-западу от Ирландии. Последний контакт с внешним миром состоялся в эпоху… м-м… Второй мировой. Немцы оккупировали мой родной остров, но мы их выбили еще до окончания войны… На холмах и в горах стоит множество громадных каменных замков. Мои родители работали в одном из королевских дворцов на южном побережье, и мне разрешали играть в замках, где прятались принц и принцесса. Переезжать приходилось каждый день. Страшно было всем, но только не моей семье. Мы с братьями – у меня трое братьев, – мы часто летали на планерах со скал, и однажды я сломала руку…

Кто-то рассмеялся – за спиной, кругом, – веселясь от ее самонадеянности. Рука девушки заныла, и с болью нахлынули воспоминания: широкие луга у подножия каменного замка, пурпурно-бурого под сенью камышовой кровли, сладко пахнущей в свежем воздухе весны… вкус меда прямо из сот; беспокойство отца – местный врач вправлял ей кость без анестезии; на руку наложили припарку из топленого сала с чистотелом, затем обернули в пропитанные воском льняные полотенца, закрепили шиной из двух гладко выструганных белых сосновых дощечек…

Вирджиния – «непорочная» – так ее назвали в честь Королевы-девственницы, Елизаветы I, которая в свое время предложила союз Туле, нуждаясь в их помощи в борьбе с испанцами. Союз расцвел в эпоху короля Якова I.

Джинни улыбнулась – ей дали возможность выбирать. Она, можно сказать, чувствовала, как замечательный, ярко расцвеченный хвост истории и воспоминаний тянется за ней… вибрирующее прошлое оживает… запах, цвет и вкус борются между собой за право зафиксироваться на месте…

Все реально – здесь не просто ее воображение!

– Господи, – тихо сказала она, и голос эхом отразился от стен. – Значит, это правда?

Девушка впервые испытывала такое чувство легкости и свободы. Даже голова кружилась. Она пермутировала судьбы, только в обратную сторону.

И здесь вдруг до нее донеслось мягкое возражение.

– Да, это чудесно – великолепно протянутая нить – но она слишком далека от того места, где мы находимся сейчас. Ее невозможно согласовать. Пока невозможно. Попозже…

Замечательная история поблекла столь же быстро, как и появилась, хотя на языке все же остался привкус меда, словно награда за смелость.

– Ты существуешь, да? – прошептала Джинни. – Ты существуешь, и ты прекрасна. Но ты больна… умираешь, потому что Вселенная больна и умирает. Так?

Нет ответа.

– Раз это правда – можно мне получить другое прошлое? Лучшее, более счастливое прошлое?

Здесь не требовалось ответа. Джинни потрогала шкатулку в кармане.

– Когда я родилась? – внезапно прозрев, спросила она.

– Я пробыл здесь долго, – сказал Даниэль, обращаясь к нависшей тишине. – Тысячи лет. Миллионы. Не все, конечно, помню, но досюда я догадался. И сейчас я произношу эти слова лишь для того, чтобы скоротать время, потому как вся эта дешевая ерунда выеденного яйца не стоит. Если на то пошло, я чуть-чуть только помню, что было до моего прыжка в Чарлза Грейнджера. В этом-то и проблема – вещи, которые приходилось делать, чтобы вырваться из гиблых, отмирающих мест, – большими скачками. Сейчас остался лишь один путь, один выход. – Он резко махнул рукой. – Сквозь Терминус, проскочить на ту сторону, какой бы они ни была. Вот и вопрос… Кто пройдет туда, а кто застрянет здесь? Может статься, ты не знаешь, потому что это не твоя работа. Но если такое кому-то под силу, то считай меня своим билетом, садись на закорки. – Тишина, казалось, стала глубже. – Это ты, Алебастровая Княжна?

Даниэль испытывал чувство резкого дискомфорта. В комнате что-то есть – оно просто отмалчивается. Как жаль. Ему никак не удавалось вспомнить нечто важное – нечто жизненно важное.

– Послушай, это как бы мой кастинг, да? Те, остальные – они говорят, что им грезится другой город. А мне нет. Так отчего мной заинтересовались эти монстры – Моль, Уитлоу, Главк или кто там еще. Что я могу им дать? Камень? Я даже не помню, как он стал моим. Кажется, пришлось кого-то убить. Вот почему он всегда возвращается ко мне. Кому-то надо умереть.

Он коротко вздохнул – начинала кружиться голова.

– Я – сумасшествие, которое скачет от человека к человеку. Я предатель, лжец, я сам уничтожал, меня пытались уничтожить, но я всегда спасался. Так кто же я такой?

Даниэль закрыл глаза. В затылке прорезалась сильная боль – от тоски и надежды.

– Мы ведь еще не скоро увидимся, я не ошибся? – прошептал он в пустоту.

Джереми нашел отца лежащим на полу ванной. В мотель прибыли врачи. В голове Райана лопнул какой-то сосудик – отца разбил паралич, речь сделалась неразборчивой.

Райан не разу больше не упоминал Бледного Попечителя. В больничной палате Джереми услышал от него:

– Спаси мать. Всегда ее помни.

Без объяснений.

Джек делал свой выбор – вечный упрямец. Он любил родителей и хотел во всем быть похожим на отца.

Три дня спустя очередной удар убил Райана. Отца не стало. Одно дело дурачить простаков на потеху зрителям, развлекать их яркостью игры, и совсем другое – построить собственную жизнь на прочном, чудесном фундаменте воспоминаний, как хороших, так и плохих: жизнь без прорех, болезненную, но настоящую.

Гипс сняли как раз перед похоронами. Фокусники, комики, баскеры и актеры прибыли со всего штата Вашингтон, кое-кто из Орегона и Айдахо. Джереми даже не представлял, до какой степени отца любили – очередное свидетельство того, как мало ему было известно о действительно важных вещах.

Перед тем как покинуть мотель, Джереми открыл отцовский рундучок. Внутри он обнаружил стопку книг в бумажных обложках – по большей части романы Клайва Баркера и Джека Керуака (вот откуда он взял себе псевдоним), – три пары костюмов, пять комплектов сменного нижнего белья, из которых ему ничего не подошло, и серую шкатулку в бархатном мешочке. В ящичке хранился покореженный камень, как бы обоженный, но с крошечным красным глазком, который тускло светился в темноте.

«Бродячий» камень.

Сум-бегунок.

Райан никогда не рассказывал, где его раздобыл. Возможно, он принадлежал матушке.

Удача Джека переменилась. Не то чтобы она ему улыбнулась – во всяком случае, не по большому счету, – но все же переменилась.

– Мне бы хотелось… быть маленькой девочкой со множеством друзей, и чтобы я ходила в хорошую школу с хорошими учителями… чтобы я была просто нормальной девочкой. Да, мне бы хотелось вырасти нормальной, полюбить – без каких-либо снов… Мы с Джеком должны влюбиться друг в друга? Потому что ничего такого не происходит – по крайней мере, пока что…