Грег Бир - Город в конце времен

Сейчас Уитлоу загнан в угол, – возможно даже, побежден, – Терминусом. Марионетка напротив Даниэля вымучено гнула свою линию, напоминая дергающиеся стрелки поломанных ходиков. «Предлагаю обсудить… что наша Бледноликая Госпожа припасла… для столь блестящего юного предателя миров…»

Даниэль откинулся на спинку стула и зажал обе шкатулки в заведенной назад руке, сместив защитный круг на пару футов от Уитлоу. Сидящая кукла замедлилась и умолкла, пока наконец руку не начало колоть, и Даниэль был вынужден вернуть ящички на место.

Другие типы – партнеры Уитлоу, затерянные в дрожащем сумраке, – никогда не явятся на выручку. Что же касается Моли – кем бы или чем бы он ни был, – от него тоже вряд ли можно ожидать визита.

Глубоко вздохнув и зайдясь кашлем, Даниэль подумал, что любая определенность, пусть и гибельная, была бы лучше, чем эта икающая вечность.

И все же его зонды-щупы – пусть притупленные, опаленные, травмированные – были до сих пор чувствительны. Даниэль понимал: кое-что еще осталось. Где-то существует убежище. Кабы бы не Уитлоу со своими приспешниками, он, может статься, добрался бы туда как раз вовремя.

Загнан, но не заморожен – тет-а-тет с мстителем, но безоружным… Хотя и способным уморить Даниэля скукой, довести до визжащего безумия угрозами и интригами… словно кислота, капающая на акры обнаженной кожи.

«…пока воспоминания о ваших прошлых похождениях не поблекнут и не окажутся пожраны свежей, презрительной и новой личностью. А ведь Бледноликая Госпожа рассчитывает на…»

Что-то переменилось.

Нервная дрожь пробежала вдоль позвонков – безошибочное свидетельство какого-то события в атмосфере комнаты. Хотя как именно идентифицировать или хотя бы распознать это изменение в нынешнем состоянии, было неясно. И тем не менее. Что-то где-то поддалось. Нечто могучее подергивало поврежденные пряди, потряхивало их, выжимало последние часы хронологии, которые можно было бы к чему-то приспособить.

Таки есть.

Стук в дверь резкой болью отозвался в ушах Даниэля. Он сумел-таки заставить себя встать – и сам этому удивился.

Глаза Уитлоу отреагировали на движение, бледная физиономия перекосилась, словно труп подбодрили электроразрядом, – впрочем, на большее у него сил не хватило.

Даниэль прошаркал по мокрому полу и распахнул дверь. Гром и рев ударили в лицо – горы осыпались ледниками, скалы ударялись о скалы, исполинские тесаки крошили небо.

Миры – истории сталкивались.

На пороге стояла пригнувшаяся, коренастая тень. Спустя мгновение тень выщелкнула себя из какофонии звука и света, усилием воли скользнула внутрь.

– Бр-р, – сказал плотно сбитый мужчина, растопырив локти и хватая воздух короткими, крепкими пальцами. – Я с подмогой. Королева-в-Белом махнула на нас рукой. – Он удрученно взглянул на свой вымокший серый костюм. – Извините за нахальство, но мне кажется, у меня есть кое-что вам полезное. И не сочтите за грубость – вы, собственно, кем будете, черт вас раздери?

ЗЕЛЕНЫЙ СКЛАД

Участницы литературного кружка удалились на покой в дальний угол, где поставили себе раскладушки, – одеяла и прочее Бидвелл достал из старинного, окованного медью сундука. Керосиновые лампы бросали длинные, танцующие тени на складские стены и потолок.

Прежде чем предаться сну в своих приватных апартаментах, Бидвелл снял с одной из полок одинокий томик. Вдоль корешка шли цифры – то ли номер, то ли год – 1298. Он подмигнул Джеку с Джинни, сунул книгу под мышку и пожелал спокойной ночи.

После чего задвинул за собой скользящую стальную дверь.

На склад опустилась тишина.

Джинни бросила на Джека неловкий взгляд и отправилась к себе в закуток.

После ужина дамы вместе с девушкой помогли Джеку расчистить еще одно место неподалеку и снабдили раскладушкой с комплектом постельного белья. Теперь каждый сидел в своем маленьком закутке, изолированный ото всех, защищенный. Выжидающий.

Он опустился на краешек постели и устало опустил плечи.

По ту сторону книжной горы скрипнула раскладушка Джинни. До прочих постояльцев достаточно далеко – если говорить тихо, никто ничего не услышит.

– Сказки на ночь? – прошептала она.

– Ясное дело, – ответил он. – Ты первая.

Девушка обошла ящики, подтянула стул и села: колени вместе, голени разведены под углом.

– Мне восемнадцать, – сказала она. – А тебе?

– Двадцать четыре.

– Говорят, мне страшно повезло, но дела по-прежнему идут неважно.

– Это еще неизвестно.

– Я ответила на объявление, как и ты. Позвонила им.

– Господи!

– Кое-что трудно вспомнить, – начала она свою повесть. – Я из Миннеаполиса. Жила в доме, полном артистов или вроде того. Все играли на музыкальных инструментах, работали диджеями… Питались вскладчину, подрабатывали кто как мог. Говорили, что я приношу им удачу, потому как заказы шли один за другим – большие гиги, юбилеи, «черные» джем-сейшены.

– Это хорошо? – спросил Джек.

Она кивнула.

– Да, мне очень нравилось. Мы были свободны, питались черт знает чем, и мне казалось…

Девушка бросила взгляд на Джека.

– Не понимаю, чего тут хорошего, – признался он. – Но все равно, продолжай. Разберусь по ходу дела.

– А однажды… Я вдруг поняла, что друзья меня забывают. Сначала я решила, что дело в наркотиках. – Голос девушки отвердел, лицо приобрело каменные черты. – Скажем, мы могли устроиться в заброшенном доме, болтать про музыку, кино и сериалы, в общем, проводить время. И каждую неделю они вели себя так, будто встретили меня впервые. Ничего обо мне не помнили. Порой от этого было так больно, что я убегала, но мне не нравилось быть одной. Я задалась вопросом, что произойдет, если я сама себя забуду. Я ведь много рисовала…

Джек поморщился: в ее голосе прорезались колючие нотки.

– Они все нюхали или глотали «X» – экстази. Я пробовала несколько раз – ребята считали, что если ты не сидишь на «X», то с тобой кончено, ты не способен на настоящие отношения. «Колеса» делали меня такой счастливой, любвеобильной… Кому угодно я могла отдать все, что попросят, в голове искорки любви зажигались одна за другой. Скажем, кто-то входил ко мне в комнату, и меня просто переполнял любовный сок, я была так благодарна … Раздавала себя кому угодно… И все равно не помогало: меня по-прежнему забывали.

– М-м, – промычал Джек.

Джинни опасливо следила за его реакцией.

– Вот именно. Все то время, которое я с ними проводила, я не прыгала с линии на линию – не меняла судьбу. Мне казалось, с этим покончено, я наконец-то угомонилась, нашла себе дом. Но сновидения так и остались. Я рисовала – и это было нормально, всем нравилось шизоидное искусство. Любая жутковатая вещь, скажем, про смерть принималась на ура… они считали смерть за высшее достижение. Предельная шутка. И опять-таки все забывали. Им вечно казалось, что я новенькая. Раз за разом пересказывали мне одни и те же истории.