Грэй Грин - Кетополис: Киты и броненосцы

Анабель замолчала, отвернулась к кухонному столу и, громко стуча ножом, стала резать лук. Баллен, изогнувшись и прищурив от натуги левый глаз, сосредоточенно чесал удочкой между лопатками.

– Ваши слова подтверждают мою теорию, – с трудом выговорил Пельша. Голос был сиплый, ненастоящий, и, прежде чем продолжить, он откашлялся. – По правде сказать, я одержим Вивисектором с тех пор, как впервые услышал о нем. Я много думал, сопоставлял различные факты и слухи… Получается, если бы вам не сделали операцию, то гангрена вскоре свела бы вас в могилу. Думаю, кроме ампутации, помочь уже ничто не могло. И именно Вивисектор в итоге явился для вас спасением. Он не отнимал здоровых тканей, не калечил, как какой-нибудь умалишенный. Вивисектор из благих побуждений усовершенствовал человеческое тело. Разве лучше было бы жить беспомощным инвалидом или не жить вообще? Разве, учитывая всеобщее заблуждение, кто-то согласился бы добровольно отдаться в руки этому гениальному хирургу? И разве пришлось бы ему иначе тайком выкрадывать смертельно больных с улиц города, чтобы подарить им новую жизнь?

– Папу вытащили из собственной комнаты, – возразила Анабель. – Пробрались ночью в дом, прижали мне к лицу тряпку – настолько вонючую, что я сразу отключилась. А очнувшись, увидела пустую кровать, но никак не могла понять, зачем кому-то понадобился больной человек. Обычный рыбак, пропадавший в море сутки напролет, чтобы прокормить семью. Вернулся он уже следующей ночью… Наверное, я кричала…

С улицы раздался детский смех и топот ног. По карнизу с грохотом пронеслась ошалевшая кошка с привязанными к хвосту жестянками. Никто не шелохнулся.

– Задаюсь я все время одним вопросом, – задумчиво проговорил Баллен. – Если, как вы говорите, все дело в благородных побуждениях, то зачем он мне этот гарпун приделал? В чем здесь благородство? Дочь говорит, не знал Вивисектор, рыбак я или китобой, потому и решил впополам сделать. По мне, так лучше бы весло приспособил, а то вон Анабель грести приходится.

– Видела я одного с веслами, – отозвалась девушка. – Причем с двумя сразу. На огороды устроился, землю рыхлит. Бывший китобой, между прочим…

– К сожалению, я пока не могу ответить на этот вопрос, – осторожно начал Пельша, – но готов сделать все возможное для его освещения. Для этого я должен лично встретиться с Вивисектором. Мне говорили, что вы единственный человек, кому случилось проснуться во время операции.

– Да не помню я почти ничего, – рыбак ковырнул острием гарпуна столешницу. – Очнулся – перед лицом лампы. Много их, штук двадцать. Справа стоит подземник – все как положено: плащ, сапоги, респиратор. Слева – человек в белом халате, и что-то под халатом во все стороны торчит. Наклонился он надо мной, руками водит. Потом распрямляется и подземнику продолговатое что-то передает. Я пригляделся – и глазам сначала не поверил. А это рука моя. Закричать попытался, вырваться – хоть бы хны. Как мертвый лежу. Дальше ничего не помню.

– И все? – удивился Пельша. – На вокзале мне рассказывали другое.

– Ах, на вокзале. – Баллен понизил голос и смущенно заговорил: – Вы же знаете, как это бывает – зашел в бар, выпил и пошло-поехало. Одни про девок завирают, другие про улов, я вот бедой похвастаться решил. Кому интересно слушать, как я в обморок грохнулся? Поэтому и выдумал продолжение: как из палаты удрал, как от подземников по коридорам бегал, как на улицу выбирался… Сам почти поверил. Ночью иногда просыпаюсь и понять не могу, наврал я тогда или нет. Перед глазами все коридоры, ступеньки каменные, лица в респираторах, долговязая фигура Вивисектора в больничном халате. Вот я отстреливаю гарпуном замок, открываю решетку, выбираюсь наверх, бегу к городу.

– Так значит, вы ничего не знаете, – Пельша был точно в оцепенении. – И все это – обычная байка…

– Я вообще как думаю: не случайно мне дали очнуться, – не обращая внимания на гостя, рассказывал Баллен. – Страх им нужен. Чтобы не смели на улицах по ночам ходить. А еще лучше, чтобы из дома вовсе круглые сутки нос показать боялись. И тогда Вивисектор тайком выведет из-под земли свою армию и захватит город вместе с Канцлером. Вот тогда…

Но Пельша уже не слушал.

Пельша брел по улице, увязнув в мыслях. Временами он возвращался в реальность – незнакомую, наполненную звуками большого города; с въевшимся в стены и мостовую запахом моря; с серыми фасадами домов и выбитыми на медных табличках названиями улиц, – и тогда Пельша доставал карту, определял направление к гостинице. Снова шел – механически перебирая ногами, натыкаясь на прохожих.

Вот и все, с прискорбием думал он, нити оборваны, Вивисектор недосягаем, игра в сыщика закончилась. Можно, конечно, найти еще нескольких калек и потом ходить по «местам преступлений», выступая в роли приманки. Однако Пельша чувствовал, что охваченным окажется весь город. К тому же приманка обязана страдать неизлечимым недугом, обзаводиться которым ну совершенно не хотелось.

Других способов подобраться к Вивисектору путешественник не видел. Не зная Кетополиса с пеленок, не разбираясь в его внутреннем устройстве, трудно найти нужную шестеренку.

Привлечь к поискам Данедина – этого гида-по-всему-миру – не удастся. Однажды он подвел, подведет и во второй раз. Легкомысленный и ненадежный человек, антипод серьезности и разумности, мастер поговорить…

Похоже, придется осваивать роль честного путешественника: оставшийся день посвятить достопримечательностям, а вечером пойти поглазеть на бумажных китов. Придется подавить в себе благородные порывы, оставить Вивисектора тем, кем его считают, – садистом, истязателем, ополоумевшим стариком. И, самое главное, перестать изводить себя испытаниями силы духа. Пожилой, образованный галлиец. Сигару – в зубы, бокал вина в руку и вперед – в глубокое уютное кресло…

Вернувшись в реальность в очередной раз, Пельша удивленно поднял брови. Рыбацкие кварталы, по всей видимости, остались позади – здешние дома выглядели куда опрятнее, а в воздухе витал аромат свежей выпечки. Невдалеке шумела рыночная площадь: продавцы наперебой расхваливали товар, покупатели взывали к совести и поимке воришек. Мимо Пельша, ругаясь и размахивая руками, прошли двое полицейских. Один побелевшими пальцами держал за ухо парнишку, который рьяно выкручивался, выказывая твердость характера.

На доме перед Пельша, стилизованная под раскрытую книгу, красовалась табличка: «Мадам Буббль. Гадание, приворот, предсказание будущего, стрижка». Последний пункт явно выбивался. Он был нацарапан гвоздем, что наталкивало на мысль о хулиганской природе его происхождения.