Грин Грин - Кетополис - Киты и броненосцы

1901 год. Кетополис. Фотографии в коричневых тонах, сепия. Клетчатые пиджаки, лаковые штиблеты, котелки. Дамы в платьях с турнюром. Женские шляпки. Экипажи. Паровые мобили, похожие на коляски без лошадей. Револьверы. Снова экипажи. Газовые фонари. Электричество. Лейденская банка. Автоматы-продавцы газет. Слухи. Вы слышали, второго дня… Ужас! Ужас! Морские офицеры в форме, с кортиками, гуляют под ручку с дамами. Над крышами завис дирижабль. В театре "Ла Гвардиа" дают "Коральдиньо". Играет Генрих Тушинский. Гений! Гений! Да, гений, но как он пьет… вы слышали? Разбил швейцару лицо. Неслыханно! Мерзкий скандал. А завтра у него дуэль. О, даже так? Перед спектаклем. Неужели со швейцаром? Что вы, это был бы ле моветон, как выражаются наши друзья-галлийцы… С морским офицером. Но ведь господин Канцлер запретил офицерам драться! Война. У бедняги нет выбора. Задета его честь. Если откажется, он погиб в глазах света. Уничтожен! Уничтожен! Но что еще хуже, он погибнет в глазах Заславской. Опять эта Ядвига. Шлюха. Снова она. Сам Анджей Любек ухаживал за ней. Вы знаете? Это давно не секрет. Предлагал миллион. Она отказалась, надменная. Фабрикант рыдал у ее ног. Жестокая. Бедный Анджей пробовал стреляться… Идиот, с его капиталами.

А бедняга-офицер пойдет на каторгу. Увезут прямо с места дуэли. Да, да, вы не ослышались. Господин Канцлер подписал приказ. Какие формальности в наше время? Остенвольф у стен Патройи. У него какие-то новые автоматоны. Ужас! Ужас! Вы слышали свежую запись Шаляпина? Эти новые звуковые пластинки великолепны… Я не слушаю. Что вы, один скрежет. Голос совершенно плоский. Не скажите! Шаляпин… У Шаляпина бас, а где вы слышали там бас? В лучшем случае — далекое эхо через телефонный аппарат. Это провинциально. Нет, опера! Только опера. О, это восторг! Шаляпин в роли Левиафана — чистый незамутненный… Провал? Ну уж нет, позвольте не согласиться! Провал, это когда… В никелевых карьерах мятеж! Каторжники взбунтовались! Покупайте "Огни Кето"! Покупайте!

Боевые паровозы. Дикари с духовыми трубками. Идут за автоматонами и жарят на кострах наших доблестных морских пехотинцев. Что вы, какой же это бред?! Мне рассказывали…

Океанский бриз рвет полы черной морской шинели.

Светает. Утоптанная трава, рядом — обрыв, волны бьются о серые камни. Летят брызги. "О скалы грозные дробятся с ревом волны".

Офицер бросает шинель на руки вестового, остается в мундире. Без перчаток пальцы занемели, мерзнут. Офицер дышит на них. Белесый пар улетает в сторону. Холодно. Секундант Тушинского в черном сюртуке, в плаще, в шляпе, которую придерживает рукой. Худое костистое лицо. Делайте п-поправку на ветер! — говорит секундант офицера. Тушинского все нет. Наконец, слышен шорох колес и рокот двигателя, шумный свист пара. На дороге, ведущей из города, появляется черный мобиль на резиновом ходу. Шофер в коже, в круглых очках, насмешливо улыбается. Кабина за ним закрыта темными шторками. Машина дребезжит на камнях, лихо разворачивается, испускает гудок. Стравливает пар. Смех. Женский, грудной. Звучит насмешкой? Нелепо, странно. Секунданты переглядываются.

— Где д-доктор? — спрашивает секундант офицера у секунданта Тушинского. Тот молча качает головой. Не знаю. Секундант офицера срывается, бежит к стоящей вдоль обрыва веренице машин. Ветер доносит его сорванный нервный голос:

— Где доктор? Ах, б-боже ты мой!

Тушинский все не выходит. Опять смех. Наконец ведут доктора. Он цапельно перебирает ногами. Кто-то открыл шампанское — слышен хлопок, голоса: о! за вас! за вас друзья! Доктор пьян. Это худой старик в цилиндре. Белые усы и борода клинышком. У него брюки в тонкую полоску, выше щиколоток, тусклые лакированные ботинки. Доктора держат под руки. Один из людей отделяется от группы и бежит к офицеру. Это его секундант.

— Где п-пистолеты?! — нервничает секундант.

— А кого убили? — спрашивает доктор с интересом.

Издалека, от города, доносится первый удар — медленно раскатывается в стылом воздухе. Офицер поднимает голову. Бьют часы на ратуше. С заминкой — гораздо ближе — начинают бить часы за старым портом. Бомм. Бомм. Боммм. Размеренные низкие удары, усиленные эхом. С английской четкостью отстукивают положенное хронометры далекого адмиралтейства. Офицер считает: шесть, семь… С последним ударом дверь мобиля распахивается, на подножку встает человек. Это стройный мужчина в модном пальто. Он изящно откидывает руку с папиросой, замирает так. Тушинский!

— Эффектно, — говорит кто-то за спиной офицера. Порыв ветра разрывает аплодисменты в клочья. Тушинский раскланивается.

— Я не опоздал? — разносится его мягкий голос.

— Вовремя, — говорит офицер хрипло. Тушинский вздрагивает.

Секунданты ведут переговоры. Офицер поднимает взгляд. Небо — сырое и серое. Парусина, провисшая от дождевой воды.

Над побережьем вытянутым пятном плывет дирижабль. Трансокеанский, с материка. Если повернуть голову, то вдалеке, за рядами крыш видно ледяную иглу Хрустальной башни — воздушного вокзала. Но офицер этого не делает. Офицер закрывает глаза.

…Цеппелин занимает полнеба. Брюхо у него серое и грязное. Раздувшаяся туша. Он медленно приближается к причальной башне. Это один из верхних этажей. Цеппелин движется медленно. Наплывает. Лица людей за стеклом. Р-раз! Рты раскрываются одновременно — люди кричат, но не слышно ни звука. Внезапная глухота. Отражение цеппелина движется в стекле. Дирижабль так огромен, что рассудок тянется, словно резиновый.

Вытянутое тело с надписью "LES TRANSPORTS NATIONAUX aИriens" втискивается в башню. Стекло крошится. Кронштейны гнутся и стонут. Маленькие люди начинают судорожный бег. Их фигурки мечутся и дергаются.

Взрыв. Вспышка. Стена разом лопается. Плиты хрусталя выскакивают из створок и летят вниз. Ниже, ниже, ниже — до самой земли. Здесь стриженая трава и посыпанные песком дорожки. Плиты беззвучно падают и так же беззвучно разбиваются. Осколки медленно проносятся перед лицом дамы с белым зонтом, протыкают насквозь собаку, человека в рединготе, летят дальше. Черные росчерки крови летят вслед.

Офицер стоит и смотрит. Вспышка — почему-то серая — вспухает на башне. Это видно издалека. На тонкой ножке вырос чудовищный нарыв. Весь Кетополис смотрит на это.

И ни звука.

Офицер открывает глаза. Возвращаются смазанные голоса и шум ветра. Грохот прибоя, далекий смех. Хлопки шампанского. От вереницы машин тянутся к месту дуэли любопытные. Офицер поводит плечами, морщится.

К нему подбегает бойкая журналистка:

— "Огни Кето", позвольте представиться, меня зовут… господин лейтенант! да постойте же!