Грэй Грин - Кетополис: Киты и броненосцы

– Вот это да, – произнес вдруг мощный, хорошо поставленный голос, и Конрад сразу перестал сопротивляться. – И что же вы здесь делаете, господин Ауэрбах?

Чай горчил.

Вкус Конрад еще мог различать, а вот смысл того, что говорил юнкер-офицер Хлодвиг Клодт – стремительно ускользал в дыру, что образовалась вместо сознания. Сижу, словно кукла, – подумалось вяло и тотчас застучало: кукла! кукла! кукла! Марионетка с обрезанными ниточками.

– Господин Ауэрбах, – рокотал между тем Клодт, – мы со всей ответственностью можем заявить, что если бы не наше стесненное положение, то Канцелярия Его Величества никогда бы не посмела вовлечь вас в это дело вот так, втемную. Однако обстоятельства… Мы никак не смогли бы по-другому разворошить это гнездо, а безопасность города требовала…

Кажется, он – разными словами – повторял это уже трижды. Или дважды.

Еще господину Клодту хотелось знать, кто начал стрельбу в тоннелях за полчаса до начала операции, чем поставил все дело на грань срыва, однако в этом Конрад помочь ему не мог. Да и вообще, наверное, что бы там ни говорил господин юнкер-офицер, – не мог.

В комнату то и дело входили какие-то чины – армейские либо официалы Канцелярии. Военные были прокопчены, от них несло той гадостью, которой пропахло все внизу, люди же Канцелярии в большинстве своем выглядели с иголочки. Правда, господин Клодт тоже был прокопчен.

– У вас сажа на щеке, – сказал Конрад и показал рукою.

Господин Клодт рассеянно мазнул ладонью по лицу, сбившись с накатанной колеи разговора.

Изменять мир, вяло подумалось Конраду. Смешно.

Он отставил чашку и встал.

– Я, наверное, пойду. Все равно толку от меня в этом… – он неопределенно повел вокруг руками, – …толку от меня чрезвычайно мало. Кстати, если вам это интересно, за копировальщиками стояли люди Гибкого Шульца, но копий больше не будет – передали, что художник больше не при делах.

На миг в глазах господина Клодта мелькнул неподдельный интерес.

– Вот как? Значит, они все же потеряли Фокса… А вы – конечно, можете идти, господин Ауэрбах. Полагаю, на днях вас могут пригласить на Золотой проспект – решить некоторые формальности… Думаю, определенная компенсация…

Конрад кивал, особо не вслушиваясь. Потеряли Фокса, думал он. Потеряли. Какие же вы все же суки, господа государственные мужи!

С шумом ввалился морпех, навис над столом, возле которого стоял Клодт. «Газы, – донеслось до Конрада. – Перекрыли туннели… Второй взвод… Троих – на куски». Его изрядно шатало.

Не оставалось сил даже на злорадство.

Медленно, шаркая и приволакивая ноги, Конрад дотащился до выхода из здания: штаб разместили наискосок от площади, в пустом доме над коллекторами. Все почти успокоилось, и только внизу еще приглушенно охало эхо не то взрывов, не то обвалов. Двое морпехов, охранявших вход, покосились на Конрада, но препятствовать не стали: в конце концов, человек выходит, а не пытается войти. Тяжелый подземский плащ ему заменили на армейскую шинельку, но вот запах…

Песочные часы на площади были расколоты, и золотые невесомые секунды просыпались теперь на промерзшую мостовую вперемешку со снежными иголочками. Время – закончилось, – все так же вяло подумал Конрад. Время – закончилось и здесь тоже. Неподалеку от часов топтались сыскные дознаватели, на земле – несколько накрытых рогожкой тел. Конрад повернулся и пошел в другую сторону.

Что его заставило поднять голову – он так и не понял. Может быть, перезвон трамвая. Может, отсвет лунного света.

Там, над площадью, поднималась башня – метров на сорок. Обычно на праздник ее украшали флагами и подсвечивали снизу мощными тысячеваттными лампами переносных прожекторов. Но сегодня – сегодня там, высоко в небе, парил кит. Нет – Кит. Мощное тело, насыщенные переходы белого и черного… Конрад мог бы поклясться, что почти узнает руку художника.

Неужели? – толкнулось в самое сердце, и он почувствовал, что оседает на обледенелую мостовую. Неужели?

К нему бежали люди, но Конрад глядел только туда, где в ночном небе парил Кит. Кит, который научился летать.

«Сегодня!»

Такой была первая мысль, пришедшая с пробуждением.

Он сел в постели и с хрустом потянулся.

«Сегодня!»

С этой же самой мыслью он опустил ноги на пол, нащупал атласные тапочки и сунул в них ступни. Просторный халат обнял плечи, после чего Артуро де ла Коста, последний – и, возможно, не самый удачный – отпрыск своего рода отправился умываться. Включать титан и греть воду он не стал – чтобы быстрее проснуться. День начинался такой, что жалеть и баловать себя не хотелось.

Сегодняшний день!

Не обращая внимания на холодные струйки, змеящиеся по плечам и груди, Артуро внимательно изучал в зеркале свое отражение, пытаясь понять, что же чувствует на самом деле: предвкушение? вожделение? азарт? страх? А может, и то, и другое, и третье, и четвертое, помноженные друг на друга?

Душа маялась: прыткое ликование сменялось тягучим страхом, приступы желания оборачивались брезгливым отвращением. Он сам не мог понять, действительно ли хочет того, за что заплатил.

– Сегодня! – твердо произнес последний из рода де ла Коста.

Отражение – узкое вытянутое лицо, капризная линия губ, породистый нос с характерной горбинкой – медленно и торжественно кивнуло. Артуро взбил пену и, взяв в руки бритву, начал приводить себя в порядок, уделяя особое внимание щегольской ниточке усов.

«Сегодня!» – мысленно произнес он и тут же выругался: рука дрогнула и оставила на коже едва заметный порез.

Старина Паоло Веццо, как обычно, встретил его во второй гостиной, приспособленной под фехтовальный зал. Несмотря на упредительные манеры и вышколенный вид, это был не дворецкий, а, скорее, настоящий мажордом, служащий семейству де ла Коста вот уже третий десяток лет. Сказать по чести, Артуро не представлял, во что превратится фамильный особняк, если Паоло когда-нибудь покинет его больше чем на неделю.

Мажордом уже был облачен в фехтовальный костюм. Серебряный поднос, на котором красовались подрумяненные тосты с беконом и чашка дымящегося кофе, казался в его руках совершенно лишним. Артуро не удивлялся: так начиналось каждое буднее утро.

– Доброе утро, сеньор, – склонил голову Веццо.

– Доброе, Паоло.

Молодой де ла Коста старался держаться со старым слугой приветливо. После смерти отца прошло уже больше месяца, и Артуро опасался, что со дня на день Веццо может потребовать выходное пособие. Одно дело служить такому влиятельному и уважаемому человеку, как де ла Коста-старший, и совсем другое – его беспутному отпрыску. Только приняв на себя бремя старшего в роду, Артуро начал понимать, сколь многое не только в хозяйстве, но и в финансовых делах семьи де ла Коста держится на аккуратности, пунктуальности и педантичности Паоло Веццо.