Станислав Лем - Хрустальный шар (сборник)

Шофер встал. Хьюз набросил плащ. Горбун взял шприц, брошенный на столе, и подал ему.

– Вы уже заправили аконитин?

– Да. Сейчас он закрыт этим вентилем. Возьмите.

– Не надо лишних слов! – Хьюз вырвал у него шприц, положил в карман и вышел.

На дворе стоял черный «опель». Хьюз осмотрел двор, двери, опустил стекла и расположился на левой стороне сиденья. Он старался не смотреть на маленького человечка, стоявшего в проеме грязных дверей склада. Однако когда автомобиль повернул, он увидел его еще раз: стоит опершись о притолоку, левую руку прижал к груди. Казалось, что он смотрит вверх, где между темными стенами виднелся клочок неба.

Гогенштауфенштрассе была почти пустой. Машина стояла в тени большого круглого киоска под раскидистым каштаном, который рос в середине обруча из металлических прутьев. Откуда-то издалека донесся бой башенных часов.

Шофер, склонившийся над рулем, казалось, спал. Лейтенант выглянул в окно, за которым стучали по тротуару деревянные башмаки работниц, выходивших с какой-то фабрики. Затарахтел мотоцикл, затем проехала большая мотоколяска с рекламной вывеской. От стен, нагретых в течение дня, веяло удушливым мертвецким теплом.

«Если было второе донесение, то они уже массово производят это дьявольское средство. Уведомление Центрального управления мало поможет. Они будут нас травить как крыс. Однако, возможно, как главный инициатор проекта я буду иметь некий вес», – подумал Хьюз.

За машиной раздался звук легких, быстрых шагов. Он повернул голову в направлении овального окошка. Стройная девушка в маленькой, похожей на кепи, шляпке, из-под которой выглядывала каштановая прядь, подошла к киоску, неуверенно остановилась.

Он открыл дверь автомобиля.

Она постояла еще мгновение. И он молчал, опасаясь, чтобы его не выдал голос. Затем раздался один шаг, второй, загородила собой доступ воздуха и света. Тут же на уровне его глаз показалось лицо девушки, которая наклонилась вперед.

– Это… это вы? – шепнула она. – Инженер Зейдлиц?

– Это я, садись. – Голос его растворился в шуме мотора, который неожиданно заработал.

Машина дернулась, а он потянул ее за руки, так что она упала ему на грудь, потеряв равновесие. Второй рукой, держа ее над спиной девушки, он захлопнул дверцу.

Она быстро освободилась из его рук, он не препятствовал ей в этом. Хьюз мог, собственно говоря, уже в этот момент применить шприц, но его удивили ее слова.

– Это вы? – сказала она вопросительным тоном.

Она оперлась на боковую стенку. Радужная оболочка ее больших, словно удивленных, глаз ближе к зрачкам становилась еще более голубой. Она внимательно смотрела на него.

– Я представляла себе вас иначе, – сказала она почти шепотом, так что он скорей догадался, чем услышал. – А вы, значит, такой…

До этого момента он сидел неподвижно, пораженный. Он надеялся или на возглас удивления, или на поцелуй: в обоих случаях он должен был ее убить. Она же сидела на краю кожаного сиденья, сложив белые руки на маленькой сумочке, не отрываясь смотрела на него.

– Не узнаешь меня? – сказал он наконец охрипшим голосом.

– На фотографии вы были… Ты был другой.

На фотографии. И вдруг Хьюз все понял. Значит, это была заочная помолвка; тысячи таких связей организовывала Заграничная организация НСДАП, и одним из подписчиков этой акции оказался также инженер Зейдлиц. Лейтенант почувствовал, что на лбу у него выступает пот, а руки начинают дрожать, и отодвинулся еще дальше, чтобы не выдать себя. Напряжение последних минут неожиданно покинуло его, оставив пустоту в душе, слабость и огромное облегчение.

– Хуго? Что с тобой, Хуго?

В этот момент он совершенно забыл о том, что существует некий инженер Зейдлиц. Девушка, напуганная его странным поведением, приблизилась, и тогда он неожиданно схватил ее в объятия, резко, будто искал у нее защиты от самого себя, будто боялся, что может сейчас совершить непоправимое.

Попрощавшись с Лоттой, которую он проводил на вокзал, потому что она взяла только однодневный отпуск в своем бюро, чтобы увидеться с ним, лейтенант направился в управление. Было уже довольно поздно, но там его ждала записка от фон Гогенштейна. Поэтому он поехал на частную квартиру советника.

В гранатовом кабинете был только один источник света – большая лампочка под бледно-зеленым абажуром.

– Так, значит, завтра вы едете в Леверкузен?

– Да. Все, что требовалось, я сделал. – Хьюз закурил папиросу, наклонившись к пламени большой хрустальной зажигалки. Ему хотелось узнать, как обстоит дело с формулой. Как обычно, лучшим способом узнать что-либо было молчание.

– Испытание, как вы знаете, принципиально подтвердило ваше донесение. Я думаю, что уже вскоре начнется серийное производство этих распылителей для самолетов.

– Могу я узнать, когда на деле будет применено это средство?

– Все в руках фюрера. Возможно, что уже бы началось, если бы не ваше затянувшееся отсутствие.

Хьюз отступил в тень.

– Я хотел вас о чем-то спросить… Да, почему вы не передали полное описание нашему человеку перед отъездом на Мальту? Это было неразумно, тем более что, как я слышал, невозможно выполнить точный анализ этого порошка. Кажется, что там есть какая-то органическая примесь? Если бы вы послушали совет нашего человека, столь ценный документ уже два месяца как был бы в нашем распоряжении. Вы же, надеюсь, не боялись, что правительство вас забудет? Фюрер никогда не нарушает данного слова.

– Может, я поступил плохо… но, наверное, вы понимаете чувства человека, который достиг результата, скажем так, необычного. Я записал формулу и, впрочем, изготовил специальную ампулу, в которой ее ношу. Если ее откроет человек, не знающий системы, то это спровоцирует взрыв и уничтожение содержимого.

– Но ведь ее не было у вас в багаже? – сказал явно удивленный Гогенштейн. Одновременно он будто бы немного смутился.

«Обыскивали чемоданы, – подумал Хьюз. – Какое счастье, что я выбросил фотоаппарат! Ну-ну, не очень-то они доверяют друг другу».

– Нет, она у меня с собой.

Хьюз – возможно, под влиянием послеполуденного приключения – решил сыграть ва-банк. Нужно было блефовать: насколько долго они будут думать, что формула у него, настолько долго будут с ним считаться. Он достал из внутреннего кармана вечное перо, открутил поршень и вынул находившийся под ним черный рулончик с двумя цветными головками: голубой и желтой.

Прежде чем советник протянул руку, он вложил рулончик в перо и закрутил поршень. Это было его собственное донесение, которое он должен был отдать по указанному Гуттеном адресу.

– Однако вы поступаете легкомысленно. А если бы вас обокрали?