Стивен Танни - Стопроцентно лунный мальчик

Шмет не нашелся с ответом, и в эти полсекунды молчания Иеронимус увидел для себя шанс. Окна Падают На Воробьев сидела без наручников. Ее руки — те самые, что два дня назад сняли с него очки, — были свободны. Иеронимус произнес:

— Меня арестовали только за то, что я на тебя посмотрел. А ты посмотрела на меня. Это запрещено законом. Знаешь, чего они на самом деле боятся? Правительство жутко не хочет, чтобы такие, как я и Слинни, посмотрели друг на друга без очков. Это их самый страшный кошмар. Вдруг мы узнаем то невероятное, что бывает, когда двое наших посмотрят друг на друга. Мы со Слинни вчера это открыли. Мы не умерли… Зато было очень красиво.

Шум дорожного движения усилился — Белвин сменил полосу.

Следующую фразу Иеронимус произнес медленно и раздельно, чуть ли не по складам.

— Как приятно, что добрый лейтенант Шмет не надел на тебя наручники.

Окна Падают На Воробьев поняла его с полуслова. Все заняло не больше секунды. Она протянула руки и дернула на себя сразу две пары очков.

Иеронимус и Слинни посмотрели друг на друга.

Ветровое стекло разлетелось брызгами осколков — громадная колибри ударилась в него всем телом и ворвалась в автомобиль, а за ней еще десяток. Машина вильнула, снова посыпались осколки, в боковые стекла тоже ломились птицы. Они слетались со всех сторон, стремясь к единой цели, стаи в небе круто меняли направление и пикировали на полицейскую машину. С крыш соседних домов тоже срывались колибри, невесть откуда зная, что поблизости двое подростков смотрят друг другу в глаза четвертого основного цвета, и даже птицы, зарывшиеся в норы, чтобы откладывать яйца, выпархивали из-под земли. Ни одна не могла противиться безмолвному зову. Стремление обрести свой истинный цвет, лунное оперение, в котором так долго было им отказано, пересиливало все другие инстинкты. Колибри мчались к машине, и чем ближе подлетали к источнику небывалой энергии, тем ярче и великолепней становились их перья четвертого основного цвета.

За считанные секунды тысячи колибри заполонили полицейский автомобиль. Они кружились плотной массой запретного цвета, они рвались внутрь, сминая приборную доску, задевали сидящих в машине людей и создавали невероятный хаос. Всюду, куда ни глянь, сиял четвертый основной цвет, и на этот раз Окна Падают На Воробьев была к нему готова. Она наслаждалась его бесповоротностью и полным выключением своего разума.

На этот раз она улыбалась.

Шмет попытался прикрыть здоровый глаз, но опоздал. Его захватило мельтешение обезумевших птиц, и мозг лейтенанта вернулся к своему первородному состоянию. Шмет сполз с сиденья, скорчился, словно эмбрион, выкрикивая имена семерых погибших сестер — и самой любимой, той, которую звали Селена.

Белвин остался неуязвим к воздействию четвертого основного цвета, однако его сбило с толку внезапное нашествие колибри. Хотя у робота не было глаз, все его сенсоры оглушила беспорядочно мечущаяся стая. Машина потеряла управление.

Ближайшие водители тоже увидели тучу колибри и вспышку недоступного пониманию цвета вокруг полицейского автомобиля. Десятки машин разом вышли из-под контроля, мир наполнился грохотом и взрывами, а Иеронимус и Слинни по-прежнему смотрели друг на друга.

Они поцеловались, и тут их закружило, потом перевернуло вниз головой. Звон битого стекла, надрывные гудки, визг рвущегося железа — ничто не могло прервать слияние их губ.

Машина врезалась в разделительный барьер посередине шоссе, еще раз перевернулась, ударяясь о другие автомобили, вылетела на тротуар и проломила стену придорожного ресторанчика.

Иеронимус очнулся, лежа на носилках. Вокруг толпились люди, в стороне стояла «скорая». Потом он заметил несколько полицейских машин, а повернув голову, увидел вмятые в стену искореженные останки автомобиля, в котором они ехали. На шоссе что-то горело, столбы черного дыма поднимались в красное небо. Рядом лежали еще люди на носилках, все незнакомые. Может, из других машин, а может, из ресторана.

Иеронимус сел. Где Слинни? Где Окна Падают На Воробьев?

Вдруг он увидел обеих. Окна Падают На Воробьев без сознания лежала на носилках. Вокруг не суетились медики — значит, она не ранена. Спит или приходит в себя после четвертого основного цвета. Рядом стояла Слинни и смотрела на земную девочку. Слинни совсем не пострадала при аварии — только синие волосы растрепались и на щеке царапина. И, как была, в наручниках. Подошел полицейский и повел ее к другой машине. Иеронимус смотрел, как она устраивается на сиденье, все еще в своем бархатном пончо. Вот она оглянулась, увидела Иеронимуса и заулыбалась, поняв, что он тоже не ранен. Дверца за ней захлопнулась.

«На какой планете мы с тобой увидимся?» — подумал Иеронимус.

Неподалеку Догуманхед Шмет препирался с парой инспекторов дорожной полиции. Детектив прикрывал глаз рукой. Белвин его направлял. Шмет стоял спиной к Иеронимусу и, кажется, еще не совсем опомнился. Поскольку за арестованных отвечал именно он, его и посчитали виновником аварии. Шмет спорил и оправдывался, а Иеронимус вдруг заметил у него в руке алюминиевую коробочку, которую тот прижимал к сердцу, словно хотел собственным телом заслонить от окружающего мира.

А потом Иеронимус заметил еще одну поразительную вещь. С него сняли наручники! Ну конечно — должно быть, это сделали врачи «скорой».

Он огляделся. Кругом суетились люди, на него никто не обращал внимания. Иеронимус встал, нетвердо держась на ногах. Он обязательно должен кое-что сделать, прежде чем его опять поймают.

Иеронимус подошел к пустой полицейской машине. В теории он умел водить. Прав у него не было, но он прошел заочный курс вождения. Сейчас он ее украдет. Он угонит полицейскую машину.

— Эй, ты! — раздался голос сзади. — Далеко собрался?

Иеронимус оглянулся, все еще с открытой дверцей. К нему быстрым шагом приближались с полдесятка полицейских.

— Берегись! — истошно заорал кто-то. — Очкарик без очков!

Тут же все кинулись врассыпную, прячась за машинами и другими предметами, не смея взглянуть в сторону мальчика с проклятым цветом глаз.

Он завел машину и сам удивился, как легко все получается. Оставалось завершить еще одно дело, последнее.

Дома он застал полный разгром. Должно быть, когда полицейские пришли арестовывать отца, все перевернули вверх дном, разыскивая Иеронимуса. Или… все это мама устроила? Отца забрали только вчера. Заметила она или нет? Могла она разнести весь дом, отыскивая что-нибудь поесть? Иеронимус еще в коридоре услышал, как она всхлипывает. Этот звук он слышал всю свою жизнь.

А потом раздался новый звук — вой полицейской сирены. Они знают, где он. Пускай ловят. Он уже дома, а то, что ему нужно сделать, не займет много времени.