Вероника Рот - Мятежная

– Головокружение – побочный эффект сыворотки. Можешь отдохнуть в этой комнате. Я чувствую себя хорошо. Спасибо, что спросила, – объясняет он. – Можешь уходить прямо сейчас, если хочешь.

– Не подскажете, где мне сейчас найти Тобиаса? – осведомляюсь я. Представляю себе его лицо, и влечение волной подымается внутри. Сейчас мне хочется немедленно поцеловать его. – В смысле, Четыре. Он симпатичный, правда? Я до сих пор не понимаю, почему я ему так понравилась. Я ведь не слишком красивая, правда?

– Не всегда, – отвечает мужчина. – Но, думаю, сможешь, если постараешься.

– Спасибо вам, было очень приятно это услышать, – отвечаю я.

– Думаю, ты найдешь его в саду, – продолжает он. – Я видел, что после драки он пошел туда.

Я усмехаюсь.

– Драка. Какая глупость…

Сейчас это действительно кажется мне ерундой – желание вдарить кулаком другому человеку. Будто слишком грубая ласка. Может, стоило просто погладить Питера по руке. Так было бы лучше для нас обоих. И суставы теперь не болели бы.

Я встаю и с усилием иду к двери. Хватаюсь за стену, чтобы не потерять равновесие. Она шероховатая, но это не имеет значения. Спотыкаясь, бреду по коридору и смеюсь над своей неспособностью удержать равновесие. Я снова неловкая, как в детстве. Мама часто улыбалась мне.

– Гляди, куда ставишь ноги, Беатрис, – говорила она. – Я не хочу, чтобы ты ушиблась.

Я выхожу наружу, и листья деревьев кажутся мне зеленее, чем раньше, такие сочные, что я, кажется, могу попробовать цвет на вкус. Может, я действительно могу сделать так, ведь я в детстве жевала цветы. Я едва не падаю с лестницы, шатаясь. Хохочу, когда трава начинает щекотать мои босые ноги. Тащусь к саду.

– Четыре! – воплю я. Почему я произнесла название цифры? А, да. Так его зовут, – Четыре! – снова кричу я. – Ты где?

– Трис? – раздается голос справа из-за деревьев. Будто растение со мной заговорило. Я смеюсь, но это действительно Тобиас, он пригибается под веткой и идет ко мне.

Я бегу к нему, земля уходит из-под ног, и я едва не падаю. Его рука касается моей талии и поддерживает меня. Прикосновение пронизывает мои внутренности, будто разряд, они горят, будто его пальцы подожгли их. Я прижимаюсь к нему и задираю голову, чтобы поцеловать Тобиаса.

– Что они… – начинает он, но я прерываю его фразу губами. Он целует меня, но так поспешно, что я тяжело вздыхаю.

– Было глупо, – смеюсь я. – Ладно, не очень, но…

Я встаю на цыпочки, чтобы снова поцеловать его, но он прижимает палец к моим губам, останавливая меня.

– Трис, что они с тобой сделали? – спрашивает он. – Ты ведешь себя, как безумная.

– Не очень хорошо говорить так, – объясняю я. – Они привели меня в хорошее настроение. И сейчас я просто хочу поцеловать тебя. Если ты просто расслабишься …

– Не сейчас. Я хочу выяснить, что происходит.

Я надуваю губы, но потом ухмыляюсь. В моем уме все складывается в целую картинку.

– Так вот почему я тебе нравлюсь, – заявляю я. – Потому, что ты сам не слишком-то хороший! Я понимаю.

– Давай, – заявляет он. – Мы идем к Джоанне.

– Ты мне тоже нравишься.

– Воодушевляет, – равнодушно отвечает он. – Пошли . Ох, боже мой. Мне придется нести тебя.

Он подхватывает меня на руки, одной рукой под спину, другой – под колени. Я обнимаю его за шею и чмокаю в щеку. Потом осознаю, как здорово болтать ногами в воздухе, и делаю так всю дорогу, пока он несет меня к зданию, где работает Джоанна.

Когда мы оказываемся в ее кабинете, Рейес сидит за столом перед стопкой бумаг, жуя ластик на конце карандаша. Видит нас и слегка приоткрывает рот от удивления. Большая прядь темных волос закрывает левую сторону ее лица.

– Тебе на самом деле не надо скрывать шрам, – говорю я. – Ты будешь выглядеть красивее, если перестанешь прятать лицо под волосами.

Тобиас опускает меня на пол слишком резко. Встряска сильная и немного отдается болью в плече, но мне нравится звук, с которым мои ноги стукаются о твердую поверхность. Я смеюсь, но ни Тобиас, ни Джоанна не радуются вместе со мной.

– Что вы с ней сделали? – жестко спрашивает Тобиас. – Что, ради бога, ты творишь?

– Я…

Джоанна хмуро глядит на меня.

– Наверное, слишком много вкололи. У нее маленькая масса тела, и они не приняли во внимание рост и вес.

– Вкололи слишком много чего ? – переспрашивает он.

– У тебя прекрасный голос, – заявляю я.

– Трис, помолчи, пожалуйста, – просит он.

– Сыворотки умиротворения, – отвечает Джоанна. – В малых дозах она действует как мягкое успокоительное и улучшает настроение. Единственный побочный эффект – небольшое головокружение. Мы используем ее для тех членов сообщества, которым не удается вести себя мирно.

Тобиас фыркает.

– Я не идиот. У всех членов вашего сообщества подобные проблемы, ведь все они – люди. Видимо, вы добавляете эту химию в воду.

Джоанна пару секунд молчит, сложив руки на груди.

– Ты наверняка понимаешь, что дело в другом, иначе конфликт и не случился бы, – поясняет она. – Но все, что мы здесь делаем, мы осуществляем по общему согласию фракции. Если бы мне потребовалось дать сыворотку целому городу, я бы так и поступила. И ты бы не оказался в нынешней ситуации.

– Точно, – отвечает он. – Накачать все население наркотой – лучшее решение наших проблем. Отличный план.

– Сарказм – штука недобрая, Четыре, – мягко говорит она. – Пока я просто извинюсь за то, что Трис по ошибке дали большую дозу. Прошу прощения, но девочка нарушила условия соглашения, и в результате, боюсь, вы не сможете здесь долго оставаться. Ссора между ней и тем мальчиком – Питером – такая вещь, которую мы не забудем.

– Не беспокойся, – отвечает Тобиас. – Мы намерены уйти так быстро, как только сможем.

– Хорошо, – едва улыбнувшись, соглашается Джоанна. – Мир между Товариществом и лихачами поддерживается только на определенной дистанции.

– Это многое объясняет.

– Прости? На что ты намекаешь? – спрашивает она.

– На то, – цедит он, – почему вы, под видом нейтралитета – если такое вообще возможно, – оставили нас гибнуть в лапах эрудитов.

Джоанна тихо вздыхает и смотрит в окно. Там небольшой дворик, в котором растет виноград. Лозы взбираются на уголки окон, будто пытаясь влезть внутрь и принять участие в разговоре.

– Товарищество ничего такого не делало, – говорю я. – Это низость .

– Мы не вмешиваемся во имя мира, – начинает Джоанна.

– Мира, – произносит Тобиас, будто выплевывая слово. – Да, я уверен, все станет просто чудесно, если мы будем либо мертвы, либо выживем, но нас накроет страх от угрозы контроля сознания и непрекращающихся симуляций.

Лицо Джоанны перекашивается, и я пытаюсь подражать ей, чтобы понять, как себя чувствует человек с таким выражением. Ощущение мне не нравится. Я не понимаю, почему оно у нее появилось.