Аластер Рейнольдс - Пространство Откровения. Город Бездны

В любом случае конструкторы орудия никак не могли ожидать подобного исхода.

И когда истончился до предела корпус пушки, она превратилась в гравитационный вулкан, изрыгнула из себя раскаленное пространство-время.

Что-то жуткое происходило с материей в непосредственной близости от орудия с тайного склада. Радуга искривленного звездного света приобрела почти сферическую форму, обволакивая корчащуюся массу плазмы. Какое-то мгновение шаровая радуга была устойчивой, но тут же стала пухнуть, колебаться, как готовый лопнуть мыльный пузырь. А затем, в какую-то долю микросекунды, сфера схлопнулась, с растущей по экспоненте скоростью исчезла.

И тут же сгинуло все остальное. Ни обломков, ни даже пыли – просто усеянный звездами космос.

Потом появился слабый свет, похожий на ультрафиолет. Сияние росло, превращаясь в яркую зловещую сферу. Волна вспухающей плазмы обрушилась на корабль, сотрясла его с дикой силой. Хоури почувствовала этот удар даже в ЦАПе, в кресле на гироскопах. По дисплеям помчалась информация – хотя Хоури меньше всего сейчас хотелось ее усваивать – о том, что взрыв лишь незначительно повредил некоторые корабельные системы и что имел место короткий всплеск радиации, который теперь миновал, и радиационный фон уже не опасен. Гравитационные показатели тоже в норме.

Пространство-время было пробито на квантовом уровне, благодаря чему наблюдался ничтожный выброс энергии Планка. Ничтожный, разумеется, по сравнению с обычными потоками энергии в пене пространства-времени. Но для Хоури этот ничтожный выброс был как взрыв атомной бомбы в ближайших окрестностях. Пространство-время залечило раны мгновенно, заштопало дыры, не дожидаясь вредных последствий. И никаких следов – если не считать остаточных монополей Дирака, нескольких черных дыр малой массы и аномальных экзотических частиц.

Взбунтовавшаяся пушка прекратила свое существование.

– Ну и ладно. – Голос Мадемуазели звучал скорее разочарованно, чем зло. – Надеюсь, ты гордишься своим подвигом.

В ту минуту внимание Хоури было сосредоточено на другом: через виртуальное пространство ЦАПа к ней рвалась пустота. Она попыталась отпрянуть, разорвать связь…

И не успела.

– Кресло, – сказала Вольева, входя в рубку управления.

Кресло поспешно наклонилось к ней. Она пристегнулась и отъехала от ярусных стен, чтобы двигаться вокруг огромной голографической сферы, занимавшей всю середину огромного помещения.

Сейчас сфера показывала Ресургем, но неискушенный зритель вполне мог бы принять его за увеличенное в несколько сот раз глазное яблоко мумифицированного трупа. Вольевой было известно, что это не просто точное изображение Ресургема, найденное в архивах. Создать эту динамическую картину помогли те самые камеры, которые и сейчас глядели вниз с корпуса корабля.

Планету Ресургем ни по каким критериям нельзя было отнести к числу красивых. Если не считать грязно-белых ледниковых шапок на полюсах, общий тон поверхности был тоскливо-серым. Некоторое разнообразие вносили лишь ржавые струпья да несколько голубоватых пятен в экваториальной зоне. Океаны еще прятались подо льдом, так что пятнышки открытой воды почти наверняка были обязаны своим возникновением искусственному подогреву. Тепловая энергия передавалась либо по теплотрассам, либо вырабатывалась на местах путем тщательно продуманных процессов метаболизма. Были и облака, но преимущественно мелкие и слоистые, а не кучевые громадины, которые обычно формируются у планет с обширными водными пространствами. Ближе к ледяным шапкам число облаков увеличивалось, да и над населенными пунктами наблюдались небольшие скопления клочковатых тучек. Видимо, на фабриках вырабатывался пар или лед сублимировался в воду, а затем разлагался на кислород и водород. Тут же лежали и редкие полоски растительности, достаточно крупные, чтобы их можно было рассмотреть, не увеличивая изображения. Других свидетельств человеческой деятельности видно не было, за исключением огней на ночной стороне, каковая оставалась в потемках полтора часа. Даже при сильном увеличении населенные пункты было трудно заметить, поскольку они, за исключением столицы, были погружены в землю. Часто дома вообще не поднимались над поверхностью, виднелись разве что антенны на крышах да посадочные площадки и полоски теплиц. А вот столица…

Именно она и вызвала наибольшую тревогу.

– Когда откроется окно для связи с триумвиром Садзаки? – спросила Вольева у Хегази, скользнув взглядом по остальным членам команды, чьи кресла стояли кружком.

Лица сидевших в них освещал серый свет голограммы.

– Через пять минут, – ответил ей Хегази. – Еще пять томительных минут, и мы узнаем, что веселенького дорогой Садзаки припас для наших новых друзей-колонистов. Ты уверена, что вынесешь муки ожидания?

– Да какое тебе дело?

– А почему меня не должно интересовать настроение товарища по экипажу? – Хегази усмехался, вернее, пытался изобразить улыбку, хотя с таким обилием химерических протезов на его лице это было невозможно. – Забавно, но если бы я не знал нашу Илиа лучше, то сказал бы, что ее это все радует.

– Если он не нашел Силвеста…

Хегази оборвал ее фразу, вскинув руку в краге:

– Садзаки еще не сообщил о результате. Не будем забегать вперед.

– Ты так уверен, что он найдет Силвеста?

– Я этого не говорил.

– Вот чего я на дух не переношу, – холодно взглянула Вольева на триумвира, – так это идиотского оптимизма.

– Не грусти, бывают вещи и похуже.

Мысленно она признала: да, бывают. И не просто бывают, а градом сыплются на ее бедную голову. И этот град набирает силу с каждой ее новой неудачей. Теперь Вольева с тоской вспоминала мелкие неприятности с Нагорным – он пытался всего лишь убить ее. Это наводило на грустные думы: не придется ли когда-нибудь и сегодняшний день вспоминать ностальгически, тоскуя по спокойным временам?

Неприятности с Нагорным были, конечно, предвестием большой беды, так учащенное сердцебиение предвещает скорый инфаркт. Сейчас это очевидно, а тогда Илиа рассматривала их как ни с чем не связанный инцидент. Она убила Нагорного, но нисколько не продвинулась в вопросе о том, что именно довело его до безумия… Затем она завербовала Хоури, и проблема не то чтобы повторилась, – скорее, разыгрывалась вариация зловещей симфонии. Хоури явно в здравом уме. Пока, во всяком случае. Но она сыграла роль катализатора для худшего и уже не локального безумия. Можно только догадываться, что за страсти бушуют в ее голове. А тут еще побег орудия, которое едва не угробило Вольеву, а могло разнести в пыль весь корабль и вдобавок Ресургем со всем его населением.