Люк Либерман - Шторм света

«Имя Жако в системе. Он соврал, и ему позволили пройти, зарегистрировав как члена семьи».

Следующий вопрос тоже возникает в голове автоматически:

«Откуда я знаю, что имя Жако в системе?»

На этот раз вопрос повисает в пустоте. Кэмерон не может на него ответить, не может сосредоточиться, а когда пытается это сделать, мысли путаются. Кэмерон не знает, откуда ему все это известно: информация просто есть . Мама позвонила Жако, и Жако примчался. Он совсем рядом, очень близко, в комнате, читает новости в телефоне.

Заголовок гласит: «Звезда YouTube: юноша найден живым после кораблекрушения на острове Эри».

Рядом размещено фото Кэмерона.

На долю секунды его сознание фокусируется на этих словах с ослепительной ясностью:

«Меня назвали звездой!»

В следующую секунду мысли словно взрываются и разлетаются во все стороны потоками белого шума. Глаза Кэмерона распахиваются, глядят на потолок, не видя его, потом закатываются, и он чувствует, как его мозг вспыхивает огнем. Заметка в новостях, посвященная ему, вытесняется тысячей изображений, проносящихся в сознании с огромной скоростью, как будто у него в голове показывали слайд-шоу, и оно вышло из-под контроля. Это фотографии: рассвет над озером, падающие листья, какая-то женщина улыбается, держа в руке бокал вина. Пухлый младенец спит рядом с еще более толстой таксой, одетой в костюм хот-дога. Куры на чьем-то заднем дворе, дождь на улице, дюжина изображений какого-то парня – тот стоит перед зеркалом в ванной, сняв рубашку. В этом пестром каскаде Кэмерон узнает несколько лиц: мама, Жако, даже он сам – малыш, ребенок, подросток, – но не может сосредоточиться на этих картинках, они сливаются в сплошное белое пятно. К горлу подступает тошнота: мерзкое ощущение не проходит, лишь усиливается. Картинки – это только начало: сотни тысяч кадров из жизни незнакомцев, и за каждым из них скрывается какая-то информация, она накатывает на него, подобно гигантскому валу. Кэмерон точно знает, сколько в больнице пациентов и почему они здесь; он знает давление, сердечный ритм и уровень кислорода в крови каждого из них, а также предписанное им лечение. Знает, что где-то в этом здании один человек только что разослал своим родственникам групповое сообщение: «Отец угасает, приезжайте скорее», – и что в другом крыле красный, визжащий младенец только что познакомился со своими бабушкой и дедушкой, проживающими в Аргентине, – по Скайпу, разумеется.

Кэмерон чувствует, что его голова того и гляди взорвется.

Кто-то мертвой хваткой вцепляется в его плечи, шум в его голове отходит на второй план, заглушенный пронзительным криком его матери:

– Кэмерон! Дыши!

Вот только он не может дышать. Все системы его организма словно перешли в режим экономии энергии, в то время как он изо всех сил пытается закрыть портал у себя в мозгу, через который вливается слишком много всего, слишком быстро. Его губы раздвигаются, обнажив судорожно стиснутые зубы. Мужской голос выкрикивает слово «припадок», и в тот же миг Кэмерон чувствует, как что-то колет его в бедро. Секунду спустя шум у него в голове начинает стихать… нет, не так. Шум никуда не делся, это его собственный разум погружается в сон, замедляется, отталкивает информацию, вместо того чтобы обрабатывать ее, отказывается ее воспринимать.

Мозг, похожий на перегруженный сервер.

Когда он проснется, нужно будет об этом подумать.

В ЧЕРНОМ БЕЗМОЛВИИ между мирами дрейфует Ксэл и ничего не знает.

Она одинока, в точности как плывущий в пространстве, похожий на ласточку, поблескивающий корабль, что укрыл ее в своем чреве: не привязанный ни к какому месту, он несет ее в никуда из ниоткуда. Снаружи ничего нет – ничего, кроме пустоты. Это измерение вне пространства и времени, зал ожидания, из которого можно попасть в любую из сотен галактик. Нет ни звезд, ни звуков; только черная тишина, созвучная безмолвию в сознании Ксэл, бесконечная и ничем не заполненная. Ксэл находится здесь достаточно долго, хотя не знает этого. Ее сознание поставлено на паузу, а тело спит, зависнув в темноте, ждет пробуждения и перерождения. Без своих дополнительных возможностей она маленькая и уязвимая, не больше ступни в длину, свернулась, словно круглый розовый червяк. Она лежит в коконе из отростков, которые выходят из ее черепа и оборачиваются вокруг тела, скрывая его из виду. Витки заканчиваются в центре некоего подобия звезды, распростершей свои лучи, как пальцы без костей; некоторые из них исчезают в маленьких порталах, расположенных с разных сторон ее кокона, и соединяются с самим кораблем; они подрагивают – по ним идет информация от Ксэл к центральному блоку и обратно. Блок фиксирует ее присутствие, как делает каждый цикл с тех пор, как она вошла сюда.

Один подсоединенный к сети обитатель.

Критические повреждения органической ткани.

Рекомендуется медицинская помощь.

На мгновение Ксэл вздрагивает, и то, что чувствует корабль, становится видимым: масса обугленной и почерневшей ткани под аккуратно свитыми кольцами ее самодельного кокона. Расправившись и вытянувшись во всю длину, ее поврежденные щупальца свисали бы по обеим сторонам ее глаза, лишенного век; сейчас нейронная сеть внутри их погружена во тьму. Остальная часть ее плоти покрыта причудливым узором шрамов, но эта область не бросается в глаза, она оплавлена, мертва и бесполезна, как сильно обгорелое мясо. И даже если бы на борту была команда, способная оказать ей рекомендованную помощь, тут мало что можно сделать. Команда могла бы срезать омертвевшую плоть, но поражение пошло бы глубже. Вот почему даже во сне без сновидений, в который ее погрузила криокамера, мозговые импульсы Ксэл периодически содрогаются. Ее организм наполняется гормонами стресса, и все это скрупулезно фиксируется бдительной, индифферентной программой надзора.

Обитатель находится в состоянии покоя, но далеко не спокоен.

Не будет ей покоя, пока она не уничтожит врага своего мира.

Если бы Ксэл могла видеть сны, в каждом из них она разрывала бы старика на части. Она бы окрасила тьму его кровью и заполнила тишину его воплями. Она вырвала бы из его тела жизнь так же жестоко и окончательно, как он отнял ее жизнь. Убила бы его изнутри, забрала бы все, что ему дорого, чтобы смерть казалась ему милосердным избавлением. Она заставила бы его мучиться очень долго. А когда сон закончился бы, она сделала бы это снова. Конечно, мечты о возмездии не идут ни в какое сравнение с настоящей местью, но, по крайней мере, она приятно провела бы время. Хоть какое-то занятие. Возможность отвлечься, забыть об ужасной, бесконечной пустоте снаружи корабля и внутри ее самой.