Филип Дик - Убик (сборник)

Дверь открылась. За ней стоял мужчина.

– Да?

Мужчина был темноволосый, достаточно представительный, у него были густые брови и старательно причесанные, слегка вьющиеся волосы, в руке он держал утреннюю газету. В глубине квартиры Барни заметил стол с неубранной после завтрака посудой.

– Вы… вы Ричард Хнатт, – сказал Барни.

– Да, – ответил тот, внимательно разглядывая Майерсона. – Мы знакомы?

Появилась Эмили, одетая в серый свитер и запятнанные джинсы.

– Боже мой. Это Барни, – сказала она Хнатту. – Мой бывший муж. Заходи.

Она широко открыла дверь, и Барни вошел внутрь. Эмили явно была рада его визиту.

– Очень приятно познакомиться, – безразличным тоном сказал Хнатт.

Он протянул было руку, но внезапно передумал.

– Кофе?

– Спасибо, – ответил Барни, усаживаясь на свободный стул. – Послушай, – сказал он Эмили, он не мог ждать, он должен был сказать это сейчас, даже в присутствии Хнатта, – я совершил ошибку, разведясь с тобой. Я хотел бы снова на тебе жениться. На прежних условиях.

Эмили довольно улыбнулась, так же как и когда-то, и, не ответив, пошла за чашкой и блюдцем для него. Его интересовало, ответит ли она вообще; ей было бы легче просто ответить улыбкой, поскольку она от природы была ленива.

«Боже мой», – подумал он и уставился в пустоту.

Хнатт сел напротив него и сказал:

– Мы муж и жена. Вы, может быть, думали, что мы просто живем вместе?

Лицо его помрачнело, но он, казалось, сохранял самообладание.

– Муж и жена могут развестись, – сказал Барни не Хнатту, но Эмили. – Выйдешь за меня замуж?

Он встал и сделал несколько неуверенных шагов по направлению к ней, она повернулась и спокойно подала ему чашку и блюдце.

– О нет, – сказала она, продолжая улыбаться и сочувственно глядя на него.

Она понимала его чувства, понимала, что это был не просто порыв с его стороны. Однако ответ оставался отрицательным, и он знал, что таким он останется всегда, не потому, что она так решила, – для нее просто не существовало действительности, к которой он принадлежал.

«Когда-то я вычеркнул ее, – думал он, – вычеркнул из жизни, прекрасно зная, что делаю; и вот результат, а теперь я, как говорится, вижу, что хлеб, брошенный в воду, возвращается вместе с этой водой, чтобы меня задушить; пропитанный водой хлеб, который застрянет у меня в горле, не давая возможности ни проглотить его, ни выплюнуть. Это именно то, чего я заслужил, – сказал он сам себе. – Это я создал эту ситуацию».

Вернувшись к столу, он снова сел на стул, тупо глядя на ее руки, пока она наливала ему кофе в чашку.

«Когда-то они принадлежали моей жене, – думал он. – И я от них отказался. Мания самоуничтожения, я желал собственной смерти. Это единственное удовлетворительное объяснение. Неужели я был так глуп? Нет, глупость не объясняет столь чудовищного, столь…»

– Как дела, Барни? – спросила Эмили.

– О, превосходно, черт побери. – Голос его дрожал.

– Я слышала, ты живешь с очень симпатичной рыженькой малышкой, – сказала Эмили. Она села на свое место и снова принялась за еду.

– Это уже в прошлом, – сказал Барни. – Все забыто.

– Тогда с кем? – как бы между прочим спросила она.

«Она разговаривает со мной, как будто я ее старый приятель или сосед по дому, – подумал Барни. – Чудовищно! Как она могла… как она могла считать меня кем-то чужим? Этого не может быть. Она притворяется, пытается что-то скрыть».

Вслух он сказал:

– Ты боишься, что если снова свяжешься со мной, то… я снова оттолкну тебя. Обжегшись на молоке, дуешь на воду. Я этого не сделаю, я бы никогда больше этого не сделал.

– Мне очень жаль, что ты так это переживаешь, Барни, – сказала Эмили тем же безразличным тоном. – Ты не консультируешься с психоаналитиком? Кто-то мне говорил, что тебя видели, когда ты тащил переносного психиатра?

– Доктора Смайла, – сказал он, вспоминая, что, вероятно, оставил его в квартире Рони Фьюгейт. – Мне нужна помощь, – сказал он Эмили. – Есть ли какая-нибудь возможность…

Барни замолчал.

«Можно ли изменить прошлое? – подумал он. – По-видимому, нет. Причина и следствие действуют только в одну сторону, а изменения всегда необратимы. Одним словом – что было, то было, и можно спокойно отсюда уходить».

Он встал.

– Кажется, я плохо соображаю, – сказал он ей и Ричарду Хнатту. – Простите меня, я еще не совсем проснулся… я сегодня неважно себя чувствую, с тех пор как встал.

– Почему бы вам не выпить ваш кофе? – предложил Хнатт. – А может, вам налить чего-нибудь покрепче?

Мрачное выражение исчезло с его лица; как и Эмили, он был уже спокоен и безразличен ко всему.

– Не понимаю, – сказал Барни. – Мне велел прийти сюда Палмер Элдрич.

Действительно велел? Наверняка что-то такое было.

– Я думал, это поможет, – беспомощно сказал он.

Хнатт и Эмили посмотрели друг на друга.

– Элдрич в больнице, где-то… – начала Эмили.

– Что-то пошло не так, – сказал Барни. – Элдрич перестал владеть ситуацией. Лучше я его поищу, он мне все объяснит.

Он почувствовал, как его захлестывает сбивающая с ног, тяжелая, как ртуть, волна паники, она подкатила к его горлу.

– До свидания, – сдавленно пробормотал он и двинулся к спасительной двери.

– Подождите, – послышался за спиной голос Хнатта.

Барни обернулся. Эмили сидела за столом с приклеенной улыбкой и пила кофе, по другую сторону сидел Хнатт, глядя прямо на Барни. У Хнатта была одна искусственная рука, в которой он держал вилку, а когда он подносил к губам кусок яйца, Барни увидел большие, выступающие стальные зубы. Хнатт был седым, изможденным и смотрел мертвыми глазами, которые были намного больше, чем до этого; казалось, что он заполнял всю комнату своим присутствием. Однако это был все еще Хнатт.

«Не понимаю, – сказал Барни и остановился в дверях, не выходя из квартиры и не возвращаясь; он делал то, что предложил ему Хнатт, – ждал. – Не похож ли он на Палмера Элдрича?» – спрашивал он сам себя.

На снимках… да, у него была искусственная рука, стальные зубы и глаза системы Дженсена, но это был не Элдрич.

– Должен вам сказать, – перешел к делу Хнатт, – что Эмили любит вас намного сильнее, чем можно судить по ее словам. Я это знаю, потому что она мне об этом говорила. Много раз. – Он бросил взгляд на Эмили. – У тебя сильно развито чувство долга. Ты считаешь, что должна подавить в себе чувства, которые ты испытываешь к Барни; впрочем, ты делаешь это постоянно. Однако забудь о долге. На этом нельзя построить супружеские отношения, они требуют большей непосредственности. Даже если ты считаешь, что не можешь… – Он сделал неясный жест. – Ну, скажем, оттолкнуть меня… Тем не менее ты должна честно проанализировать свои чувства и не прикрываться щитом самопожертвования. Именно так ты поступила с Барни, ты позволила ему оставить тебя, поскольку думала, что твой долг – не мешать ему делать карьеру. Ты и теперь ведешь себя так же, – закончил он, – и совершаешь ту же ошибку. Не обманывай себя.