Макс Брэнд - Бандит с Черных Холмов

Герцог шел по улице, рассуждая примерно так. Освободиться от Линды – это как вытащить ноги из глубокого песка, когда тебе надо нестись во весь опор. Освободиться от Линды – это все равно что подняться из душной долины на прохладное горное плато. Он словно проснулся после затянувшегося сна. О, если бы можно было увидеть эту правду три года назад! Его пребывание в тюрьме было бы менее ужасным. Пусть вся радость и все счастье достанутся Баду Спрингеру.

Так незаметно он дошел до окраины городка. Окраина тоже не изменилась. Уилер-Сити был полон жизни, он здорово разросся за последние годы. Но оказалось, даже новоселы уже прослышали о Герцоге. Несомненно, его фотография украшала городскую газету уже несколько дней. Все успели ознакомиться с лицом «нехорошего человека». Вот этот приземистый темнокожий человечек полол себе спокойно огород и вдруг перестал работать, выпрямился, уставился на него неподвижным взглядом. Темнокожий явно слышал все о страшном убийце, тихий ужас заставил его глаза остекленеть. А эту полную даму Герцог раньше в глаза не видел, но она вдруг съежилась, принялась звать детей, играющих во дворе. Прижав их к себе, с ненавистью посмотрела в его сторону.

За кого они его принимают?… За страшного великана?

Да, такое поведение горожан не вызывало приятных чувств, однако… Лучше служить пугалом для женщин и детей, чем быть презираемым. Лучше быть изгоем, чем Бадом Спрингером, который предпочитает выскальзывать через заднюю дверь своей кузницы, когда опасность приближается с парадного входа. Не иначе как тут вмешалась сама судьба. Он собирался начать новую жизнь спокойного и законопослушного гражданина. Но как можно быть спокойным и законопослушным в такой убийственной атмосфере подозрения? И если они все восстали против него, то он восстанет против всех! Это будет интересное, темное и фатальное будущее, не лишенное очарования. Пройдет очень немного времени, может быть один или два дня, и раздастся взрыв. И Герцог снова окажется вне закона. В таком положении он сможет воевать несколько месяцев, может, даже несколько лет, скитаясь под проливным дождем и палящим солнцем, несчастный, одинокий, поддерживаемый только свирепой радостью войны одиночки против несметных сил общества. Затем – смерть, рано или поздно смерть в неравной схватке, в бою и в седле!

Мрачные и тем не менее волнующие мысли так завораживали, что Герцог замедлил шаг и в конце концов остановился с низко опущенной головой. И не поднимал ее до тех пор, пока не услышал громкий скрип тяжелой повозки. Из-за угла показалась первая пара длинной упряжки, затем пара за парой остальные лошади, причем кивающие головы и провисшие поводья говорили, что они не очень нагружены, а то и не нагружены вовсе.

Это был огромный фургон, способный везти двадцать тысяч фунтов по разбитым и извилистым горным дорогам. Обитые железом колеса превышали рост человека. Погонщик, восседавший на высоких козлах, управлял поводьями, которые связывали семь пар лошадей. В данный момент он изливал гнев на высокого серого жеребца в шестой паре, который должен был весить все шестнадцать сотен фунтов и который сейчас брыкался, танцевал и метался из стороны в сторону. Жеребец казался беспомощным, потому что сзади катилась огромная повозка, конь не мог шагнуть в сторону, потому что его сдерживали соседи по упряжке. Но он сражался как сумасшедший: пытался сбросить хомут и рвался вперед, словно собирался разорвать поводья в клочья. Серая кожа потемнела от пота, с нее слетали хлопья пены.

Погонщик озверел. Похоже, он давно воевал с непокорным конем. Огромный хлыст взметнулся в воздух. В руках любителя такое длинное древко и громоздкая зазубренная плеть были бы хуже, чем бесполезными, – бич просто намотался бы на шею его владельца. Но Тони Саматти не принадлежал к категории любителей. Длина древка и плети говорила о том, что он может перерубить этой плетью напополам слепня, сидящего на холке лошади, и при этом не коснуться кожи животного. Конечно, быть может, в этих словах есть доля преувеличения, но одно оставалось несомненным – своим ужасным оружием погонщик мог освежевать лошадь как острым ножом.

Сейчас он усердно работал, без ругательств, в жуткой тишине, сцепив зубы, а щелканье плети бросало в дрожь остальных лошадей. Они пригибались, обеспокоенно втягивали головы в хомуты, с ужасом ожидая своей порции огненной боли. Герцог, подняв голову, обошел ведущих, чтобы лучше рассмотреть коня, над которым совершалась экзекуция.

До этого ему удалось бросить на него только мимолетный взгляд. Теперь он мог убедиться в своей правоте. Серый жеребец едва держался на ногах от изнеможения, но продолжал битву с неиссякаемой энергией. В течение десяти минут он просто убьет себя, а этот темнолицый иностранец-погонщик, наверное, от души порадуется его смерти.

Было очевидно, что только это животное выпадает из общей картины. В остальном упряжка казалась превосходно подобранной. Ведущие, мускулистые, но достаточно стройные, чтобы обеспечить скорость длинной упряжке, весили около двенадцати сотен или немного меньше. Коренники, крепко сбитые, выглядели не менее чем на полных полторы тысячи фунтов. При этом дистанция между ведущими и коренниками была тщательно выдержана. Да, действительно идеальная команда, единственным исключением в которой был стройный серый жеребец, отважно сражающийся с человеком, восставший против принуждающей силы. Что за конь! Он обладал гибкостью пантеры и, очевидно, имел тот же неукротимый нрав. Его ноги были ногами бегуна, а не тягловой лошади. Короткая голова с небольшой мордой, глубоко посаженными глазами и ровной челюстью говорили о прекрасной породе. Как его угораздило попасть в такую упряжку?

Герцог поднял руку, и Тони Саматти нажал на тормоза. Они завизжали, заскрежетали, повозка остановилась. Лошади застыли на месте, продолжая дрожать от ужаса перед плетью, которую Тони свесил с козел. Длинный хлыст теперь лежал, но короткая гибкая плетка осталась в его руке.

Высокий серый жеребец прекратил борьбу и сейчас, когда погонщик проходил мимо него, стоял, дрожа от нервного возбуждения и усталости. И вдруг совсем неожиданно последовал новый взрыв.

– Ты посмотри на этого длинноногого придурка! – начал Тони Саматти, обращаясь к незнакомцу. Серый тем временем вновь принялся танцевать и рваться из упряжи. – Двадцать лет работаю с лошадьми, но такого еще ни разу не видел… – Он закончил свою речь богатым набором ругательств, которые может придумать только возница большого фургона.

– Мне кажется, серый не очень-то подходит к твоей команде, приятель, – усмехнулся Герцог. – Где ты его раздобыл?