Элайн Нексли - Плененная фаворитка

Арабелла не понимала, что происходит. Эта близость сводила ее с ума, лишала дара речи, окутывала и подчиняла своей несокрушимой силе.

– Отпустите меня, – простонала девушка и обмякла в сильных руках нежного насильника.

Но король, казалось, даже не слышит свою «жертву». Крепко прижав девушку к своему телу, монарх потащил ее к ложу, где страстно впился губами в подрагивающую плоть.

Убедившись, что Луи спит, Арабелла тихо встала с кровати, и, накинув на озябшие плечи халат, подошла к окну. По щекам француженки текли жгучие слезы, сердце разрывалось от нестерпимой боли. Несчастная девушка не хотела становиться женщиной Людовика, не хотела лишиться невинности в его грубых объятиях. Король завладел ею насильно, пренебрегая желанием бунтующего тела. В глубине души Арабелла чувствовала какое-то странное удовлетворение, но, вспоминая ласкающие прикосновения и игривые поцелуи, вновь погружалась в разбитую рутину своего пылающего сердца.

Дочь герцога де Фрейз отлично знала порядки во французском дворе: любая женщина, однажды разделившая ложе с государем, становится его фавориткой-любовницей, и она обязана жить в королевских владениях, каждую ночь по желанию монарха являться в его покои, дарить незабываемое наслаждение, отдавать свое тело нелюбимому ради богатства и титула. Мария Медичи всегда говорила: «Законы государства – наш хлеб и вода. Мы живем и правим только благодаря древним традициям. Никто не может противиться им». К сожалению, Арабелла стала заложницей этих порядков.

Задумавшись, молодая женщина не заметила, как проснулся монарх:

– Арабелла, – послышалось у нее за спиной. Девушка заставила себя повернуться. Людовик XIII молча смотрел на свою возлюбленную. Его взгляд, всегда такой властный и строгий, показался Арабелле удивительно нежным и сочувственным.

– Сир, – с паузой начала француженка: – Я сожалею о том, что случилось. Но…я хочу, дабы Вы об этом забыли. Я ни за что не стану Вашей любовницей. Ваши объятия превратились для меня в стальные оковы. Отпустите меня к приемной матери, домой, иначе я буду вынуждена сбежать. Такого позора я терпеть не собираюсь. Я не продажная женщина и мне очень жаль, что сам правитель Франции оказался грубым насильником. Я давно поклялась, что отдам свою девственность тому, кого буду любить всем телом, сердцем и душой. Увы, Вы овладели мной первым….

– Арабелла, неужели ты меня совсем не любишь? Как ты могла подумать, что я брошу тебя на произвол судьбы сразу после нашей первой ночи? Нет, любимая, это далеко не так!.. Да, ты не первая моя женщина, но последняя. И я…

– Нет, сир, – перебила короля девушка: – Я не Ваша и никогда ею не стану. Прощайте, – с этими словами француженка подошла к двери, прижимая к груди свое разорванное платье.

– Если ты сейчас уйдешь, то сильно пожалеешь. За невыполнение приказа я сурово караю, – доброта исчезла из голоса Людовика. Он уже не просил, а требовал. Внезапно Арабелла поняла, что королю свойственно меняться. Иногда Луи может быть нежным, страстным и любящим, а иногда – жестоким тираном, отдающим приказы казнить даже тех, кого любит.

– Ваше Величество, если желаете, убейте меня прямо здесь и сейчас. Что бы Вы ни говорили, я больше ни минуты не останусь в этом дворце.

Собрав вещи, «фаворитка» приказала приготовить карету: – Миледи, что случилось? Куда Вы уезжаете? – растерянно поинтересовалась взволнованная Джесси.

– Это не имеет значения. Я твердо решила покинуть это место.

– Но почему? Вы только позавчера приняли положение придворной дамы. Все ведь было прекрасно. Что изменилось за эту ночь? – горничная говорила уверенным тоном, и Арабелле показалось, что все ее тайны обнажились перед этой белокурой девушкой с серыми, задумчивыми глазами: – Ваша тревога связана с королем? Я права?

– Да…. Джесси, меня мучают сомнения. Моя боль подобно огненной стреле, что вонзилась в самое сердце.

– Я знаю причину Ваших сомнений, – боязливо призналась камеристка, дрожащей рукой убрав выбившийся локон.

– Как ты можешь знать? – простодушно усмехнулась Арабелла.

– Его величество разгласил эту новость по всей резиденции, а простыню с…Вашей кровью повесил перед входом в помещение фавориток. Так всегда делали монархи, желая показать, что в их постели появилась другая, – увидев блеклый, лихорадочный взгляд собеседницы, Джесси виновато покачала головой: – Простите, я не хотела Вас обидеть. Когда я узнала, что Вы уезжаете, я даже не могла предположить причину этого действия. Я думала, что Вы хотели этой близости и сейчас вся светитесь от счастья. Так бы поступила любая женщина. Но не Вы…

Ничего не сказав, Арабелла буквально вылетела из вестибюля. Это открытие стало последней каплей терпения мадемуазель де Фрейз. Арабелла с юным лакеем вышла во двор, пытаясь не поднимать глаза на королевскую террасу. Сев в карету, молодая женщина дала волю слезам. Она последний раз оглянулась на дворец, ставший для нее всем: радостью, грустью, счастьем, гневом, стремительным взлетом и низким падением. В этом здании Арабелла познала чувства подлинной страсти, чувства, что обожгли ее сердце, подобно огню.

Экипаж проезжал мимо зеленой листвы, сияющей на ярком солнце, как закат в сумерках. Живописные берега поражали своей естественностью, свежестью, казалось, они словно живые. Арабелла благоговейно взглянула на серебристую поверхность реки. В жаркие полдни эти воды всегда казались чисто-алмазными с золотистым оттенком, но зима покрывала реку бесцветной, серой коркой, державшейся до середины апреля.

Но девушку не радовала красота пейзажа. На душе у нее было тяжело, будто камень навис над несчастной красавицей. Казалось, что путь в Берне длится бесконечно. Несколько часов Арабелла дремала, но от сильной встряски ее начало тошнить.

– Мы скоро приедем? Небо уже окрасил закат. Можно поторопиться? – засыпала кучера вопросами девушка, выглядывая в оконце кареты.

– Не волнуйтесь, миледи, мы подъезжаем к городу, – через несколько минут показались массивные ворота Берне. Жандармы начали закрывать створки, недовольно останавливая крестьянские повозки и приказывая им возвращаться. После семи часов вечера в город никого не пускали, люди ночевали прямо на улице, ибо кучера дорожных берлин возвращались обратно на свои посты, оставляя пассажиров под открытым небом.

– Стойте! Именем короля, не закрывайте ворота! – крикнул взволнованный кучер, подгоняя уставших лошадей.

Солдаты недовольно фыркнули, но, увидев, что по дороге едет золотая карета с государственным гербом, почтительно отступили. Арабелла мысленно поблагодарила Бога за то, что они успели въехать в город, иначе молодой женщине пришлось бы ночевать в экипаже.