Луи Буссенар - Беглецы в Гвиане

И старик сделал несколько шагов, шатаясь на своих слабых больных ногах.

«Несчастное создание!.. – подумал Робен. – С моей стороны, в самом деле, жестоко тащить его с собой».

– Послушай, Казимир, – прибавил он вслух, – не беспокойся, пожалуйста. Я устрою тебе хижину в лесу, где-нибудь тут поблизости, наберу бананов, маниока и накормлю тебя. Поверь, с голода мы не умрем.

– Спасибо, спасибо… вы очень добры.

– Ну вот, так-то лучше. Я буду работать за двоих, я силен и здоров, следовательно, еще не все потеряно.

– Да и ровно ничего не потеряно, – сказал вдруг сзади чей-то голос, – хотя надо признать, что на земле есть страшные мерзавцы.

Робен обернулся и узнал Гонде.

– Вижу, что с вами случилось несчастье, – продолжал каторжник. – Ваша лодка пропала, я заметил это, когда шел вдоль реки. Хижина ваша сгорела. Это тем более жаль, что путь теперь свободен.

– Вам-таки удалось!

– Удалось как нельзя лучше. Я нашел местечко с замечательными экземплярами розового дерева.

– Какая жалость!

– Успокойтесь, работы будет месяца на три, а за эти три месяца вы будете уже далеко.

– Ах, если б ваши слова осуществились!

– Я уверен в этом. И, знаете, я даже думаю, что ваши несчастья послужат вам на пользу.

– Это каким образом?

– Скоро кончатся дожди, и по реке поедут вниз к устью негры боши и бони. У них вы можете получить хоть десять лодок вместо вашей одной.

– А могу ли я положиться на этих негров после того, что со мной сделал Атука?

– Бони и боши – не индейцы, они не пьяницы и не предатели, а, напротив, очень честные, приветливые и гостеприимные люди.

– Да, да, это верно, – подтвердил Казимир.

– Значит, вы советуете подождать здесь несколько недель? – спросил Робен.

– Не именно здесь, но где-то поблизости. Постройте себе хижину где-нибудь в чаще, только главное – не оставляйте за собой ни малейшего следа. Ручаюсь вам, что в таком случае вас ни за что не найдут.

– А чем мы расплатимся за то, что нас перевезут в лодке?

– У вас здесь под ногами растет на земле много всякой провизии. Негры-бони после сезона дождей всегда нуждаются в провизии, и если вы соберете хороший запас и предложите им, то они с радостью перевезут вас куда угодно за эту плату.

– Хорошо, тем более что иного выхода нет.

– Если я могу вам хоть чем-нибудь быть полезен, то располагайте мной.

– Спасибо, Гонде! Я верю вам безгранично.

– И хорошо делаете, потому что я предан вам всей душой. Кстати, вот что я вам скажу. Около того места, где вы прятали вашу лодку, есть лесок – такой густой, что через него невозможно пройти иначе, как по руслу протекающего там ручейка, имеющего не более метра глубины и теряющегося в болоте. За болотом есть местечко, где вы бы отлично могли построить себе хижину и укрыться на время от преследования. Там бы вас уж никто не нашел.

– А как же пройти через болото?

– Посередине болота есть полоска твердой земли, прикрытая илом. Я случайно открыл эту полоску, идущую через все болото от одного конца до другого. Полоска узенькая, не шире ножа, но, опираясь на палку, можно будет, я думаю, пройти.

– Хорошо. Завтра мы пойдем туда, – сказал Робен.

– Да, да, пойдем, – согласился Казимир, уже успевший успокоиться.

– Позвольте мне проводить вас, а на эту ночь остаться с вами, – предложил Гонде.

– Оставайтесь. Я буду вам очень благодарен.

На другой день Робен, Гонде и Казимир двинулись в путь.

– Бог не допустил, чтобы я умер здесь, – вздохнул негр, расставаясь со своей засекой.

– Нелепая страна! Право, нелепая страна!.. Негров – сколько хочешь, деревья – без ветвей, с какими-то оловянными листьями, мухи и насекомые надоедают день-деньской, солнце жжет, фрукты… о, эти фрукты! Точно консервы на скипидаре!.. От жары у меня лупится нос, и, кажется, с него скоро сойдет вся кожа. Нелепая страна!

Бледная, измученная женщина в трауре слушала с печальной улыбкой эту воркотню двадцатилетнего юноши, говорившего по-французски с неподражаемым прононсом парижских предместий.

– И ко всему этому, – продолжал молодой человек, – целые тысячи обезьян и попугаев. Что касается туземного говора… Фу, Боже мой, что за гадость! Для слуха утомительно, для ума непонятно… А уж пища – лучше о ней и не говорить: рыба – точно подошва, суп – какая-то противная кашица… Однако что же это я все болтаю, пожалуй, детей разбужу.

– Да я не сплю, Андрэ, – возразил детский голос с кроватки, завешенной пологом.

– И я тоже не сплю, – отвечал другой детский голосок.

– Напрасно, Эдмонд. Днем непременно нужно лежать в постели, а то с тобой сделается солнечный удар.

– Мне скучно весь день лежать.

– Ну, детки, будьте же умниками, – сказала бледная дама. – Мы завтра едем.

– Ах, мамочка, как я рад!.. А как мы поедем? Опять по воде?

– По воде, сынок.

– Меня опять будет тошнить… Но это ничего, зато потом я увижу папу.

– Так, следовательно, вы окончательно решили, сударыня? Мы завтра уезжаем из Суринама, или, как его называют здешние жители, из Парамарибо?.. Это очень хорошо! Хотя мне и надоело путешествовать, хотя, быть может, та страна, куда мы приедем, окажется нисколько не лучше Суринама, но, по крайней мере, мы там все будем в сборе, так сказать… А ведь вы, сударыня, кажется, все еще ничего не изволите знать?

– Ничего, мой милый. Все это какая-то тайна, совершенно для меня не понятная. Когда мы сюда приехали, то оказалось, что нас здесь ожидали, как и в Амстердаме. Какие-то таинственные друзья позаботились о том, чтобы все для нас приготовить, и хорошо сделали, потому что иначе мы чувствовали бы себя, как в лесу. Посредник парижского дельца, приняв нас с голландского корабля, устроил все для нашего дальнейшего путешествия, и завтра мы едем. Более я ничего не знаю. Эти таинственные незнакомцы со мною холодно-вежливы, сдержанны и чрезвычайно пунктуальны. Можно подумать, что они повинуются каким-то приказаниям, исходящим свыше.

– А, знаю. Ваши слова особенно можно отнести к тому господину в очках и с бараньей головой… Как бишь его?.. Ван… Ван-дер… Дальше, хоть убейте, не помню… Это еврей, но очень любезный еврей и деловитый, как они все. Во всяком случае, сударыня, это верно: до сих пор мы ни на что не можем пожаловаться на наших незнакомых благодетелей. Покуда всё идет гладко, и мы путешествуем, как посланники. Не знаю, чем только все это кончится. Как-то выдержит дальнейшую езду мой нос?

– Ну, ну, Андрэ, не пугайтесь заранее, – сказала госпожа Робен, улыбаясь на эту воркотню. – Через три дня мы доедем до места, следовательно, осталось уж недолго путешествовать. А что жарко – это ничего.

– Да я и не пугаюсь, сударыня, это я только так говорю, к слову. Если вам неплохо и вашим деткам тоже, то мне и подавно.