Луи Буссенар - Беглецы в Гвиане

Супруги Робен остановились на этом предположении и, продолжая свою тихую душевную беседу, не замечали, как бегут часы. Ангоссо тем временем занимался своим делом, переходя от одной коптильни к другой и присматривая за тем, как коптится рыба.

Вдруг невдалеке послышалось глухое ворчанье, оно напоминало мяуканье кошки, только было во сто раз громче. Ангоссо поднял голову и посмотрел в ту сторону, откуда доносилось ворчанье. Там над травой виднелись две блестящие точки. То были глаза тигра, пристально глядевшего на коптильни.

Тигр был, очевидно, голоден и явился на запах рыбы. Судя по его мурлыканью, похожему на мурлыканье кота, когда он в хорошем расположении духа, тигр был, по-видимому, довольно добродушного нрава. Однако Робен все-таки забеспокоился и взял ружье негра, собираясь выстрелить в зверя.

– О, господин, не надо ружья, – остановил Робена Ангоссо. – Выстрел разбудит и напугает детей. Я прогоню тигра хитростью.

– О, господин, не надо ружья, – остановил Робена Ангоссо. – Выстрел разбудит и напугает детей

У негра был с собой большой запас кайенского перца, которым в Гвиане приправляются все кушанья за неимением соли. Посмеиваясь над своей выдумкой, Ангоссо взял большую рыбину, проделал в ней несколько дыр и вложил в них пять или шесть зерен перца, потом кинул эту рыбу в сторону тигра.

– На тебе, обжора, – сказал негр.

Тигр на лету подхватил начиненную перцем рыбу и убежал с ней прочь.

Спустя не более четверти часа возле бухты послышалось страшное рыканье. Ангоссо буквально покатился со смеху. Робен спросил его, почему он смеется?

– Тигр сердится, – отвечал негр. – Перец жжет ему желудок, и зверь идет пить воду.

– Значит, и он опьянеет, как рыба?

– Нет, от нику пьянеют только рыбы, а у людей и зверей лишь живот болит… Слышите, слышите, он опять сердится.

Тигр, напившись воды из отравленной бухты, жалобно мяукал, стонал и фыркал, точно больная кошка. Потом, не надеясь, должно быть, утолить этой слабительной водой мучившую его жажду, пустился в дикое бегство.

У наших беглецов на привале водворилась тишина.

Итак, гвианские робинзоны на несколько дней были обеспечены запасом рыбы – «постным столом», как говорил в шутку Андрэ. Хотя они не видели причины опасаться чего-либо, однако на другой день утром, не теряя времени, стали держать совет, что им делать дальше.

Плыть вверх по Марони было рискованно ввиду того, что прибытие европейцев в Верхнюю Гвиану неминуемо произвело бы сенсацию и слух об этом достиг бы и острога. Всего безопаснее было идти лесом, куда-нибудь на запад, остановиться недалеко от какого-нибудь ручья, выбрав место сухое, высокое, неболотистое, а далее поступать по возможности.

Но тут явилась новая беда. Ангоссо, считая, что он уже выполнил все свои обязательства и обещания, вознамерился возвратиться к себе домой, в свою родную деревню.

Беглецы ничего не могли предложить ему такого, чтобы он соблазнился и остался, а между тем вместе с Ангоссо они лишались и его пироги. Нужно было придумать что-нибудь, как удержать его при себе.

Учтиво, но твердо отклонял он все обращенные к нему настойчивые упрашиванья, как вдруг на выручку явился Андрэ.

Он не понимал слов, но по жестам разговаривающих догадался, о чем идет речь. Видя, что дело плохо и что Робену никак не удается уломать Ангоссо, он вдруг подошел к негру и сказал:

– Милый друг, у нас нет никаких раковин, никаких блестящих безделушек, которые вас так прельщают и ради которых вы согласились бы, конечно, остаться с нами. Но у меня есть кое-что другое. Не согласитесь ли вы получить свое жалованье деньгами?

Ангоссо стоял, как статуя, слушая и не понимая.

– Да разве у тебя есть деньги, Андрэ? – спросил Робен.

– Есть несколько завалявшихся в кармане монет, – отвечал парижанин. – Вот, господин дикарь, взгляните, нравятся ли вам эти кружочки? – продолжал он, доставая из кармана пять серебряных монет по франку каждая и показывая их негру.

– О! – вскричал, улыбаясь до ушей, Ангоссо. – Это хорошо!

– А если хорошо, так возьми их и оставайся с нами.

– Господин, дайте ему два франка, и он останется, – вмешался Казимир. – Двух франков довольно. Негры очень дорожат деньгами.

Негру предложили два франка, он поторговался немного для вида и согласился. Дело уладилось. Ангоссо взял две серебряные монетки и, как ребенок, начал подбрасывать их на ладони, смеясь и подпрыгивая.

Нанявшись в сотрудники к нашим беглецам, Ангоссо – надо отдать ему должное – немедленно принялся за работу. Он собрал всю насушенную рыбу, уложил ее в лодку, прикрыл листьями и, сев на скамеечку лодки, взялся за весла, время от времени ощупывая свои монеты, завернутые в узелок на его первобытной рубашке.

– Едем, что ли? – спросил он.

– Едем, едем, – отвечал Робен, усаживая в лодку жену и детей.

Лодка беззвучно поплыла по спокойной воде между зеленью, густой стеной обрамлявшей бухту. По обе стороны разворачивались дивные картины великолепной южной флоры, которыми залюбовались беглецы, несмотря на то что состояние их духа было далеко не спокойным.

Казимир и Ангоссо изо всех сил налегали на весла. Лодка неслась, точно от погони.

– Что вы так торопитесь? Разве есть какая-нибудь опасность? – спросил их Робен.

– Лихорадка, кум, – отвечал Казимир. – Надо уходить от лихорадки. Здесь такое место, что все умирают.

Робен вздрогнул и побледнел. Он сейчас же подумал о жене и детях. Что, если они заболеют?

Поскорее, поскорее вон из этого опасного места!

Лодка быстро неслась по густой воде, насыщенной всевозможными растительными отбросами. Над водой стоял густой болотный пар; в этой знойной сырости дышать было тяжело.

Но вот, к счастью, хлынул проливной дождь и несколько очистил эту ужасную атмосферу. Дышать стало легче. Робен до некоторой степени успокоился.

Лодка плыла все дальше и дальше на запад. Окрестный пейзаж менялся. Болотная растительность постепенно уступила место большим деревьям, а в промежутках между кронами их виднелись красные и серые скалы, на которых неподвижно сидели огромные ящерицы-игуаны, удивленно смотревшие на проплывающую мимо лодку.

Ангоссо выпустил из рук весло, натянул свой лук и выстрелил в одну из ящериц; стрела просвистела – и ящерица опрокинулась на спину, сраженная насмерть.

Ловкий выстрел охотника развеселил всех. Дети захлопали в ладоши. Андрэ закричал:

– Браво! Браво! Какой удачный выстрел и какое гадкое животное!

– Гадкое с виду, но очень вкусное.

– О, папа! – вскричал Анри. – Да разве крокодилов едят?