Людмила Малёваная - Лучший исторический детектив

– Может, бросишь мне на картах? – попросила Рузя, не особо надеясь на согласие.

Вечер, на удивление, был удачлив для Рузи. Зельда лениво потянулась, встала из-за стола и подошла к буфету. Где-то в верхнем ящичке она хранила карты. Старая засаленная колода вызывала у Рузи брезгливость. Однажды она даже купила новую колоду и принесла подружке.

– На, возьми. Будешь теперь на новых гадать. Хватит уже мусолить эту помойку.

Рузя потянулась к старым картам, лежавшим на столе, и Зельда моментально врезала ей по руке.

– Не тронь. А эти новые можно оставить – в дурачка резаться.

Вот и сейчас Зельда мусолила старую колоду, которая даже на вид казалась тяжёлой. Каждая карта лоснилась затёртыми картинками.

– Скажи мне, почему нельзя сменить колоду? Эти скоро сами развалятся.

– Почему нельзя? Можно. Но кто на них сидеть будет? Нужна девушка не целованная. Ты что ли у нас девушка? – спросила Зельда и захохотала в голос. – Может, ещё и не целованная? Куда тебя ещё не целовали?

Зельда хохотала, прикрыв рот ладонью.

– Цыц ты, шлёндра! Ночь давно! – обиделась Рузя.

Дальше она молча смотрела на то, как Зельда раскладывает карты и слушала гадание. Сколько раз видела, как гадает Зельда, но никогда не могла повторить. Не видела Рузя в картах ничего, кроме самих карт. Зельда рассказала, что гадать её старая цыганка научила, это уже после смерти родителей случилось.

– Под сердцем у тебя обида. На всех обида. Но тебе того не нужно, иначе желчью изойдешь и хуже будет. Вот у тебя казенный король. Над тобой он, а ты под ним. Вот как скажет, так и сделаешь. Но ты ему сейчас не нужна, потому от него нету к тебе интереса. А вот еще один королик, трефовый, тоже из дома казённого. Любовь у него к тебе. Страсть.

– Этот молодой? – спросила Рузя, тыча пальцем в карту. – Ну, второй который, трефовый. Венечка тоже в казённом доме теперь.

Зельда не сильно ударила её по руке, и Рузя захихикала.

– Не молодой. Старше тебя намного. Пан Зеленский, наверное. Только ты с ним не будешь долго любовь крутить. Сразу после большого застолья расстанетесь.

– Что за застолье?

– Свадьба. Не его, не твоя.

– Ты же сказала, что дочке его платье шьёшь. На свадьбу.

– Не перебивай. После него у тебя скоро новый роман случится. Только он тебе не нужен. Так просто – пить, гулять.

– А любовь где? Что-то ты мне о любви ничего не говоришь. И деньги где? Ни любви, ни денег? – Рузя нахмурилась и допила свой стакан портвейна. – Больше нету?

– Нету. Любовь? Любовь у тебя нескоро случится. А деньги, Рузюнця, с тобой и не расстаются. Ты, главное, в дела подозрительные не лезь. Поняла?

– Поняла. Я у тебя спать останусь, – сказала Рузя, зевая.

– Оставайся. Завтра с утра, отнесёшь Тине немного работы. Мне тут бросили мелочёвку, самой некогда заниматься, да и клиенты неважные. Так перебьются, на Христиных иголках.

Рузя укладывалась спать на Зельдиной кровати. С того краю, что у окна. Через щель между занавесок на лицо падал холодный лунный свет, Зельда надевала ночную рубашку и что-то тихо пела на иврите. Рузе виделось в этом что-то загадочное, по-детски волшебное. Она скоро уснула, чтобы увидеть во сне прекрасного кавалера без лица и голубя в клетке. Голубь бился о решетку так, что перья летели во все стороны, и постепенно белая грудка потемнела от крови. Так бы и бился этот голубь, но наступило утро, и Рузя открыла глаза.

Утро наступило до того неожиданно, что Рузя мгновенно проснулась. На небе ни облачка и солнце било по стёклам, расцвечивая каждую мелочь в спальне Зельды. Больше всего была заметна пыль.

Однажды, Рузя посоветовала Зельде не открывать занавесок по утрам.

– Занавески у тебя светлые очень. Надо бы потемнее, из плотной материи, чтоб пыль не росла.

– Чтоб что не росло?! – переспросила Зельда.

– Пыль, – сказала Рузя с умным видом. – Когда в комнате много солнечного света, пыль растёт.

– Рузянця, ты этого больше никому не говори, – смеялась Зельда. – Много пыли там, где не убирают, а не там, где солнце светит.

– Выходит, что ты не убираешь.

– Выходит, что я много работаю. Отсюда и пыли много. Шью разное, ткань режу, вот и пылится всё.

Рузя села на кровати, свесив ноги, и касалась пальцами прохладного пола. Солнечный луч стелился от окна до стены, пересекая Рузины ноги. Рузя рассматривала волоски на ногах с любопытством прозектора в мертвецкой, глядящего с удивлением на живого человека.

– Рузя! – Зельда появилась в дверях одетая и причесанная. В руках она держала торбу внушительных размеров. – Ты уже проснулась? Очень хорошо. Мне некогда, потому собирайся и иди к Тине. Возьмешь эту торбу и отдашь ей в работу.

Зельда бросила торбу на пол и вышла.

– Доброе утро, подружка. Что мы сегодня едим на завтрак? Может, ты кофе сварила, пока я спала. Спасибо тебе! – сказала Рузя, копируя Зельдин голос. – Спасибо тебе, что вчера, на ночь глядя, не выгнала.

Рузю много раз просить не приходилось. Быстро приведя себя в порядок, она подхватила заказы для Тины и вышла из квартиры Зельды.

Солнечное утро обхватило Рузю влажными прохладными ладонями, заставив вздрогнуть, сжаться и прибавить шагу, звонко отстукивая новенькими набойками по брусчатке.

Тина подшивала подол Настусиного платья. Тёмно-красный лён богато отливал на складках, проваливаясь тёмными бликами. Настуся стояла на стульчике, боясь пошевелиться. Маленькие ручки неподвижно смотрели в разные стороны.

– Сейчас, сейчас… Потерпи, Настуся. Сейчас я булавки вытащу и сниму с тебя платье.

Снимать платье Настуся не хотела, уж очень красивое получалось, но булавки кололись. Особенно сильно одна впивалась в бок, Настуся даже дышать перестала. Христина оставила обмылком на подоле светлую полоску.

– Здесь подошью. Хорошая длина получится, чтоб до осени хватило. А осенью новое справим. Из этого ты же вырастешь, да? – Тина улыбалась, потихоньку вынимая булавки. Наконец она дошла до той, что колола Настусе в бок и девочка вздохнула. – Уколола? Ты не молчи, если кольнула. Я же не знаю, как оно тебе с булавками.

Настуся улыбнулась и сказала:

– Я потерплю. Я же не маленькая.

– Это точно, что немаленькая, – рассмеялась Тина. – Скоро к первому причастию пойдем, так я тебе платье приготовлю и веночек из цветов. Будешь как Христова невеста – красавица!

– А когда будет первое причастие?

– Пятнадцатого августа. В праздник Взятия Пресвятой Девы Марии в небесную славу. Каждый год в этот день торжественное богослужение и церковная процессия, – ответила Тина и поправила Настусе косички. – Волнуешься? Ты не одна к причастию пойдёшь. Ещё будут мальчики и девочки. Все красивые, как ангелочки, в нарядных платьях и костюмах.