Грегори Робертс - Тень горы

– Что?!

– Она не рассказывала о нашей встрече?

Он ухмыльнулся. Эта его ухмылка начинала меня раздражать все сильнее.

– Интересно, почему она тебе не рассказала? Может, положила на меня глаз?

– Ты к чему клонишь?

– Ладно, не бери в голову, – сказал он. – Мы с ней познакомились на выставке.

Мои брови удивленно поползли вверх, и это его разозлило.

– Что такого? По-твоему, хамоватый ольстерский плебей не может интересоваться искусством? Ты это хочешь сказать?

– Давай ближе к теме.

– Да нет никакой темы, чувак. Я встретил Лизу – так ведь ее зовут? – на выставке. Мы поболтали немного, и все дела.

– Что тебе от нее нужно?

– Послушай, в момент знакомства я даже не знал, что она твоя девчонка. Только потом, когда один из ее приятелей назвал твое имя, я врубился в ситуацию. Клянусь.

– Держись от нее подальше, Конкэннон.

– С какой стати? Похоже, я ей приглянулся. А она приглянулась мне – это уж точно. Мы неплохо поладили. Не сегодня завтра тебе придется ее отпустить, да ты и сам наверняка это понимаешь, не так ли?

– Хватит, – сказал я, поднимаясь.

– Еще минуту! – попросил он, дотронувшись до моей руки. – Прошу. Я не хочу с тобой драться, чувак. Я и не думал… в смысле… У меня нет цели тебя разозлить. Просто я по-другому не умею. Сам понимаю, что это погано, но по-другому не могу, хоть ты тресни. Пусть тебя это бесит, но зато ты можешь быть уверен, что я не притворяюсь. Это настоящий я – такой, какой есть. И я вовсе не хочу задевать твои чувства, даже если так оно нечаянно выходит. Я всего лишь хочу поговорить по душам.

Я пытался прочитать его взгляд. Зрачки были размером с булавочную головку: крошечные темные точки среди льдисто-голубой пустоты. Я отвернулся.

На шоссе рядом с мотоциклами «скорпионов» остановился грузовик-эвакуатор. Спрыгнувшие с него рабочие поочередно загрузили байки в кузов и, поставив их на дыбы для компактности, прислонили к другим таким же, ранее изъятым с улиц за нарушение правил парковки.

Конкэннон проследил за направлением моего взгляда.

– Не появись я вовремя, – заметил он, – сейчас в кузов закидывали бы твое мертвое тело.

И он был прав. Мне он не нравился, и я все больше уверялся в том, что он безумен. Однако его вмешательство действительно было своевременным и спасло мне жизнь.

Я снова сел за столик. Конкэннон заказал еще два стакана чая. Его толстые пальцы сноровисто свернули небольшой косяк.

– Покуришь со мной?

Я взял самокрутку и прикурил от спички, которую он поднес, ковшиком сложив ладони. После пары затяжек я передал косяк ему.

– А сейчас, поскольку ты вечно обижаешься, порываешься уйти или дать мне в морду, я прекращаю пустой треп и перехожу к делу, – сказал он, выпуская струю голубоватого дыма.

– К какому еще делу?

– Я собираю новую банду и хочу, чтобы ты ко мне присоединился.

Тут уже я не удержался от смеха.

– Что в этом смешного?

– Но… с какой целью?

– С какой целью я собираю свою банду? – переспросил он, возвращая мне косяк. – Да с самой обычной, с какой же еще? Раздобудем стволы, устроим пару заварушек, запугаем кого-нибудь до смерти, вытрясем из него кучу бабла и будем гулять на всю катушку, покуда не загнемся.

– Загнуться в загуле? Это и есть твоя золотая мечта?

В этот самый момент к нам приблизился мой знакомый по имени Джибрил, державший лошадей в расположенных неподалеку конюшнях. Я встал, чтобы его поприветствовать.

Этот мягкий стеснительный человек испытывал трудности при общении с себе подобными, но был чрезвычайно разговорчивым и дружелюбным, общаясь с лошадьми. Несколько недель назад его дочь слегла с лихорадкой, и состояние ее быстро ухудшалось. Джибрил связался со мной через знакомых в трущобах и согласился на мое предложение провести вирусно-токсикологическое обследование в частной клинике.

Я оплатил все анализы, в итоге показавшие, что у девочки лептоспироз – очень опасное заболевание, передаваемое, в частности, через мочу крыс. Благодаря тому, что болезнь выявили на ранней стадии, лечение проходило успешно.

И сейчас, сжимая мои ладони обеими руками, Джибрил радостно сообщил, что его дочь идет на поправку, и пригласил меня к себе домой на чай. Поблагодарив за приглашение, я в свою очередь предложил ему присоединиться к нам. Он с извинениями отказался, поскольку спешил на встречу с торговцем, который поставлял корм для его лошадей.

– Теперь ты понимаешь, что я имел в виду? – сказал Конкэннон, когда я вновь занял место за столом. – Эти местные тебя любят. А меня нет. Да мне и не нужна их любовь. Мне не нужно их угощение – терпеть не могу эту паршивую жрачку! Я не хочу смотреть их дурацкие фильмы, не хочу разговаривать на их гребаном языке. А вот ты совсем другое дело. Ты с ними общаешься, ты их понимаешь, и они уважают тебя за это. Подумай о моем предложении. Вместе мы сможем проворачивать нехилые дела. Мы сможем подмять под себя эту часть города!

– А зачем нам это делать? – спросил я со смехом.

– Потому что мы это можем , – сказал он, доверительно наклоняясь ко мне.

«Потому что мы это можем» – вот оно, кредо любой власти с тех давних времен, когда сама идея власти над себе подобными зародилась в головах наших далеких предков.

– Но это не причина, это всего лишь предлог.

– Оглянись вокруг! Девяносто девять процентов людей делают то, что им велено. Но ты и я… мы с тобой принадлежим к оставшемуся одному проценту. Мы берем то, что хотим, тогда как все прочие берут лишь то, что им позволяют взять .

– Люди восстают против этого.

– Бывает и такое, – согласился он. – Время от времени. Но потом один процент снова лишает их всех вольностей, а до кучи еще гордости и достоинства, и они возвращаются в свое исконное рабское состояние.

– Знаешь, – сказал я со вздохом, глядя в его бледно-голубые глаза, – я не то чтобы не согласен с твоими словами, но мне противно их слышать.

– И в этом вся прелесть! – вскричал он, хлопнув себя ладонями по бедрам. Затем, выдержав паузу и убедившись по моему виду, что я заинтригован такой реакцией, продолжил: – Вот, смотри… Моя мать умерла, когда я был совсем еще мальцом. Отец крутился как мог, но не сводил концы с концами. Нас было пятеро детей, все младше десяти лет. А отец еще и болел. В конце концов он отдал нас в разные сиротские приюты. Мы были протестантами. Девчонки попали в протестантские приюты, но мне и братишке места в таких не нашлось, и мы очутились среди католиков.

Он умолк, глядя себе под ноги. Дождь вновь усилился, дробно, как барабанщики на свадьбе, молотя по навесу чайной. Конкэннон начал водить носком ботинка по сырой земле, оставляя на ней какие-то замысловатые узоры.

– Там был один священник.