Генрих Штолль - Классические мифы Греции и Рима

Узника увели; сам властитель пошел за ним и желая самолично приковать его к яслям; но тут помрачил бог Дионис разум Пенфея. Быка, находившегося у яслей, принял царь за волшебника-юношу и, в поте лица, задыхаясь от бешенства, принялся крутить его веревками по коленам и копытам.

А юноша сидел себе спокойно и глядел на него, как вдруг потряслись палаты Пенфея, дрогнули мраморные колонны, движимые невидимой Вакховою силой; над могилой Семелы, там, где она, пораженная молнией, сгорела в огне Крониона-Зевса, поднялся огненный столб. Увидев это, Пенфей подумал, что весь дом его объят пламенем; в ужасе заметался он то в одну, то в другую сторону, стал звать слуг тушить огонь; но напрасны были все старания слуг. Думая, что узник освободился от оков, се обнаженным мечом побежал он во внутренние покои своего дома и в преддверии встретил призрак Диониса. Полный ярости, бросился он на этот призрак, ударил его мечом и подумал, что поразил его. Вдруг рухнуло все здание; пораженный Пенфей выронил меч из рук и упадал, а узник между тем спокойно вышел из разрушающегося здания и поспешил к вакханкам, в страхе глядевшим на разрушение дома: знали они, что это дело Диониса. А затем и Пенфей вышел из обрушившихся покоев; помутился ум его, все еще ищет он чужестранца, ускользнувшего из его рук, а юноша – перед ним, и без страха, спокойно выслушивает его угрозы. В это время пришел пастух из Киферона и вот что рассказал о виденных им оргиях фивянок.

– Рано утром, – говорил пастух, – гоню я стада свои на гору и вижу три хора вакханок: в одном заметил я впереди всех Автоною, в другой мать твою, Агаву, в третьем Ино. Bcе эти жены и девы лежали, объятые дремотой. Одни, прислонясь к ветвистым пихтам, другие, беззаботно раскинувшись на покрывавших землю дубовых листьях. Малейшей нескромности я не заметил ни в лицах их, ни в одежде; не были они отуманены, как говорил ты, ни вином, ни звуками флейт. Вдруг послышался в горах рев быка; громко воскликнула тогда мать твоя и стала будить вакханок, возвещая им, что слышала рев быка. Пробудились юные и старые; встали, сошлись пестрой толпой; распустили они сплетенные волосы, перевязали пеструю оленью шкуру, покрывавшую их, и стали опоясываются змеями, а змеи кротко лобзали их ланиты; увенчанные плющом и дубовыми ветвями. Брали вакханки на руки волчат и кормили их грудью. Одна взяла в руки посох, ударила им по скале, и из скалы звучно заструился источник чистейшей воды; другая ударила посохом о землю, и бог послал источник вина; из земли же текло молоко от малейшего прикосновения к ней; потоки меда лились из зеленых листьев тирса. Когда бы тебе пришлось все это видеть, молитвой почтил бы ты бога, над которым издеваешься постоянно. Увидав эти диковинки, все мы, пастухи овец и быков, сошлись потолковать. Между нашими пастухами один, часто бывавший в городе, великий мастер говорить, обратился к нам с такой речыо: «Обитатели святых высот Киферона, не отвлечь ли нам от этой толпы служительниц Вакха Агаву, Пенфееву мать?.. Угодили б мы этим царю». Речь пришлась всем по нраву; мы скрылись в кустах и выжидали. В известный час торжественно замахали вакханки тирсами, призывая бурного Вакха, Зевсова сына, и вся гора, и все дикие звери и птицы откликнулись на этот радостный клик. В пляске пронеслась предо мною Агава. Я выскочил из засады, схватил царицу, она же воскликнула: «Встаньте, мои легконогие вакханки! – мужи преследуют меня… Вооружитесь тирсами и спешите на помощь ко мне!». Тут пустились мы бежать, страшась, как бы не растерзали нас вакханки; но они бросились на стадо коров и быков и проникли в него без железа и оружия. С силой схватила одна мычавшую корову, другие разрывали телят и разбрасывали окровавленные члены их по земле, метали их на деревья. Ярых, круторогих быков повергали на землю тысячи девичьих рук, и в один миг срывали с них шкуры. Подобно птицам легкокрылым, устремились вакханки на города Гизии и Эритреи, что лежат у подножия Киферонских гор, и, как вражье войско, не оставили в них камня на камне. Из домов уносили они детей; на плечах, без всяких повязок несли они их, но не упал на землю ни один ребенок. Полные гнева, бросились на вакханок обитатели тех городов; но тут приключилось неслыханно-странное чудо: острый копья мужей не наносили ран, не капнуло от них у вакханок ни капли крови; девы ж и жены тирсами наносили раны мужам и, не без помощи бога обратили их в позорное бегство. Затем воротились фивянки к источникам, что даровал им Дионис, и смыли с рук кровь… Властитель, прими ты в наш город мощного бога; кто бы он ни был – сила его необорима! Он же, гласит так преданье, нам, людям, принес виноградную лозу. Не будь вина, говорят, не видать бы людям и радости на земле.

Хотя Дионис, по рассказу пастуха, и достаточно проявил свою мощь, но Пенфей еще больше укрепился в своем намерении преследовать его и бороться с ним до конца. Собрал он все свое войско, чтобы положить конец безумству женщин. Дионис, правда, предостерегал его, уверяя, что безумно выходить против бога с оружием, что лучше будет принести богу жертву, чем возбуждать его гнев. С горечью отверг Пенфей его совет:

– Кровь преступных жен, – говорил царь, – будет моей жертвой этому богу.

Но близка была уже кара Пенфею от Диониса: бог привел его в полное помешательство, уговорил его одеться в женское платье, выйти на Киферонские горы и там поглядеть на пляски и неистовства восторженных фивянок. В то время, как шли они по улицам Фив, Пенфею казалось, что спутник его превратился в быка круторогого; двоилось перед ним солнце, двоились и семивратные Фивы. Вот достигли они Киферона, незаметно подкрались к той замкнутой скалами долине, в которой, под тенистыми пихтами, уселись поклонницы Вакха; одни из них украшали свой тирс свежим плющом, другие пели веселые хороводные песни во славу чтимого ими бога. Не видя менад, Пенфей сказал Дионису:

– Чужеземец, не лучше ли с холма или с высокой пихты посмотреть нам на вакханок: отсюда я ничего не вижу.

Услышав это, Дионис ухватился за высокую пихту, пригнул ее дугою к земле и на высокий сук посадил Пенфея. Дав пихте медленно распрямиться, Дионис исчез, оставив Пенфея на дереве в виду у вакханок. И, с высот эфира послышался голос его:

– Девы! я привел к вам того, кто издевался над вами, надо мной и моими оргиями: воздайте же ему за это.

И с этими словами в воздухе заблистала молния Зевса.

Смолк тогда эфир, притихли листья на деревьях, притихли звери и птицы. Вакханки, не вслушавшиеся в слова Диониса, осматривались вокруг с напряженным вниманием; но когда вторично раздался призыв Диониса, мать Пенфея, Агава, сестры ее и все вакханки бросились, как легкокрылые лесные голубки, в ту сторону, откуда раздавался клик. Воодушевленные пламенным Вакхом, устремились они через горы и скалы и, увидев царя на пихте, взобрались на соседнюю скалу и оттуда стали бросать в Пенфея камни и тирсы.