Генрих Штолль - Классические мифы Греции и Рима

– Хватайте, вяжите ее, она хочет бежать! – воскликнул Ион; но Креуза уже заключила его в свои объятия. – Что за чудо! Она меня ловит!

– Нет, ты не понял меня: я нашла любимого сына. Ты – сын мой, сокровище мое!

– Лживая, неужели ты надеешься обмануть меня и избежать казни?

– Эта корзинка будет говорит за меня; спроси, и я скажу тебе, что в ней. Разверни ткань, я сама ее вышивала: в средине на ней вышито изображение горгоны, еще не оконченное, – это была только проба, – вокруг горгоны вышиты змеи.

Юноша нашел все это.

– Что еще в корзинке?

– Два маленьких золотых дракона, старинный дар Афины-Паллады, – это шейный убор для новорожденного малютки. Здесь же найдешь венок из ветвей оливы, растущей на скалистых высотах Паллады, на Афинском Акрополе: им я увенчала тебя. Если ветви еще целы, то зелень их свежа: Oни были отломаны от неувядающей оливы Афины-Паллады.

И в самом деле, не поблекший венок лежал на дне корзинки.

– О, дорогая моя, о, мать моя! – воскликнул юноша и вне себя от восторга, бросился в объятия счастливой матери.

Так нашла мать своего сына, которого, думала она, давно нет на свете. Когда Ион пожелал видеть Ксуфа, отца своего, чтобы с ним разделить свою радость, Креуза открыла юноше, что отец его не Ксуф, а сам Аполлон.

– Аполлон дал тебя, сына своего, другому отцу, супругу твоей матери, чтобы властвовать тебе над Афинами.

Так прекрасный сын Аполлона, усыновленный Ксуфом, прибыл в Афины и, как потомок Эрехефея, восстановил славный, уже угасавший царственный род Эрехфидов. От внука Эрехфеева Иона получило имя далеко распространенное племя ионян.

(из „Метамофоз" Овидия)

Прокрида, дочь афинского царя Эрехфея, была прекраснее всех сестер своих. Нежно любила она прекрасного юношу Кефала, сына Гермеса и Герсы, и им была нежно любима. Охотно исполнил отец желание обоих, сочетал их браком, и были Прокрида и Кефал счастливейшею в мире четой. Счастье их не продолжалось однако и двух месяцев. Как-то рано утром Кефал охотился на оленей на цветистых высотах Гиметта.

Увидала его прекраснокудрая богиня Эос и, мгновенно объятая любовью к нему, увлекла его в пурпурный чертог свой. Но как ни прелестна была богиня, Кефал не полюбил ее. Не мог он забыть своей Прокриды и томился по ней тоскою.

– Перестань печалиться, неблагодарный! Пусть будет твоей Прокрида, только не пожалел бы ты, что она была твоею.

Так сказала Эос и отпустила упрямца. На прощание она внушила Кефалу недовеpиe к супруге и посоветовала ему, незаметно для нее, испытать ее верность. Неузнанный, вошел он в дом. Прокрида все еще оплакивала погибшего супруга. Напрасны были все попытки чужеземца снискать любовь Прокриды, и в дом-то пустила она его не вдруг.

– Я принадлежу одному лишь, говорила Прокрида, где бы он ни был, я буду верна ему.

Будь Кефал в здравом уме, ему было бы довольно этих доказательств верности; по нет, безумный, он продолжал настаивать. На свое же горе, предлагал он ей всё больше и больше ценных подарков, давал всевозможные обещания, и твердость Прокриды начинает колебаться.

– Теперь-то я вижу вину твою! – торжествующе, наконец, вскричал Кефал. – Не пришлый я искатель руки твоей, я – Кефал, свидетель твоей неверности, подлая!

Прокрида в ответ ему не сказала ни слова. Глубоко оскорбленная такой злою пыткой, мучимая стыдом и раскаяньем, удалилась она на остров Крит и там, презрев из-за одного всех мужчин, вместе с богиней Артемидой стала охотиться по горам. Но и на Критских горах не могла она забыть любовь свою. Артемида подарила любимице быструю, как ветер, собаку (пса по кличке Лайлап) и дивный охотничий дротик. Никогда тот дротик не давал промаха и всякий раз, после удара, возвращался в руки того, кто его бросал.

С этими дарами возвратилась Прокрида на родину, и не узнанная, подошла к своему, охотившемуся в лесах, супругу.

Быстроногий пес и чудный дротик привели его в такой восторг, что Кефал готовь все отдать за них. Прокрида сделала вид, что согласна уступить их Кефалу, если он станет ее супругом и, получив согласие, открыла ему себя. Теперь оба могли попрекнуть друг друга в неверности и простили друг друга, и зажили они опять в добром согласии.

С собакой и дротиком, дарами своей супруги, Кефал не раз хаживал на охоту. Так. однажды, по приглашению фивян, принял он yчастие в охоте на злую тевмесскую лисицу, которую наслал разгневанный Дионис на Беотийскую землю. Молодые охотники окружили широкое поле, на котором держалась лисица; но легко перескакивала она растянутые сети и быстрее птицы скрывалась от преследовавших ее собак.

Молодежь обратилась к Кефалу, прося его спустить и своего пса, уже давно рвавшегося из тесного ошейника. Едва лишь спустили его; как он, как из лука стрела, погнался за лисицей и в один миг скрылся из виду, только след его виднелся на песке. С ближнего холма наблюдал Кефал эту погоню.

Уже пес догонял лисицу, готов уже был схватить ее, но та вновь и вновь уворачивалась и убегала. То прямо мчится она, то кружится по широкому полю, а пес все за ней по пятам. Так и кажется, что пес вот-вот схватит ее, вонзит в нее свои зубы; но, нет, снова и снова кусает он воздух. Кефал решился наконец прибегнуть к не дающему промаха дротику. Прилаживая дротик, Кефал на мгновенье упустил из виду лисицу и ее преследователя; но как только обратил опять в ту сторону свой взор, увидел он дивное чудо: на поле стоят две мраморные фигуры, лисица как будто бежит, а пес не может догнать ее. Бог Зевс пожелал, чтобы ни за той, ни за другим не осталась на этом состязании победа.

Прокрида и Кефал

Много лет после этой истории Прокрида и Кефал прожили в любви и согласии. Прокрида не предпочла бы даже Зевса милому супругу, Кефал же ей – Афродиты. Каждый день, с первыми лучами солнца, Кефал выходил на охоту, без слуг и коня, без собаки и сети, – ему довольно было верного копья. Утомясь, ложился он в тени деревьев и призывал он ветерок освежить горячую его грудь.

– Авра! [13] Aura – по латыни буквально означает «ветерок». – говорил он, – радость моя, ты подаешь мне отраду, ты услаждаешь мое уединение, при тебе так отрадно в лесу, твое дыханье так освежительно.

Кто-то подслушал эти слова и подумал: «Не иначе как эта Авра, которую Кефал так часто и так нежно призывает, – это какая-нибудь любимая им нимфа». Поспешил подслушавший к Прокриде, и все рассказал ей. Прокрида поверила, – так легковерна любовь! Как убитая, без чувств упала она на землю и, когда поднялась, горько стала жаловаться на неверного супруга и сетовать о своем горе: даже тени боится Прокрида, боится соперницы, которой нет. Но по временам овладевают Прокридой другие мысли; она начинает сомневаться в справедливости слышанного и не теряет надежды убедиться, что Кефал оклеветан. Не доверяя предателю-подслушнику, она решилась собственными глазами убедиться, справедливы ли слова его, прежде чем обвинить в измене милого.