Мадлен Л`Энгл - Ветер на пороге

Миссис Мёрри замялась:

– Я не уверена…

– Мам, ну пожалуйста! Если с Чарльзом и правда все плохо, я уже достаточно взрослая, чтобы знать!

– Да я и не знаю, плохо или нет. И Луиза тоже не знает. Когда мы что-то точно выясним, я тебе скажу. Честное слово.

– Ты ничего не скрываешь?

– Мег, ну какой смысл говорить о том, в чем я сама не уверена? Через несколько дней все станет ясно.

Мег нервно ломала руки.

– Ты и правда очень встревожена…

Миссис Мёрри улыбнулась:

– Мамы всегда тревожатся. Где он сейчас?

– Он… я его оставила там, на стене… сказала, что сбегаю домой за кардиганом. Ладно, я побежала, а то он решит…

И Мег, не договорив, пулей вылетела из лаборатории, схватила кардиган, висевший на крючке в кладовой, и кинулась обратно через лужайку.

Когда она прибежала к Чарльзу Уоллесу, он по-прежнему сидел на стене, там, где она его оставила. Драконов не было.

Вообще-то, она и не думала, что там будут драконы. И все равно была разочарована. От этого беспокойство за Чарльза еще усилилось, хотя и ненамного.

– Ну, что сказала мама? – спросил он.

– Ничего.

Чарльз устремил на нее свои большие, проницательные синие глаза.

– И ничего не говорила про митохондрии? Про фарандолы?

– Что? Нет, с чего бы?

Чарльз Уоллес постукивал резиновыми задниками кед по стене, смотрел на Мег и молчал.

– Нет, с чего вдруг мама должна была говорить о митохондриях? – настаивала Мег. – И кстати – не из-за них ли у тебя начались неприятности в первый же день учебы?

– Я ими очень интересуюсь. И драконами тоже. Ты извини, они пока не возвращались. – Чарльз Уоллес однозначно желал сменить тему. – Давай их еще немного подождем, ладно? Я скорее предпочел бы иметь дело с драконами, чем с детьми в школе. Спасибо, что ходила ради меня к мистеру Дженкинсу, Мег.

Вообще-то, это была глубокая тайна, покрытая мраком…

– А ты откуда знаешь?

– Знаю, и все.

Мег ссутулилась:

– Ну и толку? Все равно это ничем не помогло…

Она и не надеялась, что поможет. Мистер Дженкинс несколько лет пробыл директором большой районной средней школы. И когда его в этом сентябре внезапно перевели в маленькую деревенскую началку, официальная версия гласила, что здешней начальной школе требуется обновление и что мистер Дженкинс, дескать, единственный, кому это можно доверить. Однако же в деревне поговаривали, что он попросту не справился с хулиганьем в районке. Мег про себя подозревала, что он вообще не способен справиться с кем бы то ни было. И она глубоко сомневалась, что мистер Дженкинс поймет и полюбит Чарльза Уоллеса.

В тот день, когда Чарльз Уоллес пошел в первый раз в первый класс, Мег нервничала куда сильнее, чем он сам. Во время последних уроков она никак не могла сосредоточиться, а когда занятия наконец-то закончились, вернулась домой и обнаружила, что у Чарльза Уоллеса вздулась и кровоточит верхняя губа, а на щеке красуется ссадина. Мег охватило ощущение полной безнадежности – и жгучая ярость. Деревенские всегда считали, что Чарльз Уоллес «странненький» и, кажется, немного не в себе. Забирая письма на почте, покупая яйца в магазине, Мег то и дело перехватывала обрывки разговоров: «А младшенький-то у Мёрри совсем того!», «Говорят, у шибко умных детишки часто рождаются тупыми», «По слухам, он и говорить-то не умеет».

Будь Чарльз Уоллес и вправду глупым, все было бы куда проще. Но Чарльз Уоллес был умный, и у него не очень-то хорошо получалось скрывать, что он знает намного больше всех остальных шестилеток в классе. Один только словарный запас его бы выдал: он и в самом деле заговорил сравнительно поздно, зато сразу полными предложениями, безо всякого там младенческого лепета. При посторонних он до сих пор почти не разговаривал – это была одна из причин, почему его считали тупицей, – и тут он пошел в первый класс и вдруг заговорил, как… как его родители или сестра. Сэнди с Деннисом – те прекрасно уживались со всеми. Неудивительно, что Чарльза невзлюбили. Все думали, будто он отсталый, а он разговаривает, что твой толковый словарь.

– Ну, ребята, – сказала учительница первого класса в первый школьный день, лучезарно улыбаясь стайке первоклашек, – давайте теперь каждый из вас что-нибудь расскажет мне о себе. – Она заглянула в свой список. – Начнем с Мэри Агнес! Кто у нас Мэри Агнес?

Маленькая девчушка с выпавшим передним зубом и соломенными волосами, заплетенными в две тугие косички, сообщила, что живет на ферме и что у нее есть свои куры – сегодня они снесли целых семнадцать яиц!

– Отлично, Мэри Агнес! Ну а ты, Ричард… тебя зовут Дикки, да?

Толстый мальчик встал, кивнул и улыбнулся от уха до уха.

– Что нам расскажешь ты?

– Мальчишки – они не такие, как девчонки, – начал Дикки. – Мальчишки – они совсем по-другому устроены, потому что они, это…

– Хорошо, Дикки, хорошо. Об этом мы поговорим позднее. Ну, Альбертина, давай теперь ты.

Альбертина осталась в первом классе на второй год. Она встала, оказавшись почти на голову выше всех остальных, и гордо поведала:

– Наше тело состоит из костей, кожи, мышцев, кровавых сосудов и всего такого.

– Отлично, Альбертина! Правда, ребята? Я смотрю, у нас в этом году собралась целая компания настоящих ученых! Давайте похлопаем Альбертине! Ну а теперь… – она снова заглянула в свой список, – Чарльз Уоллес. Тебя зовут Чарли, да?

– Нет, – ответил он. – Меня так и зовут – Чарльз Уоллес.

– У тебя ведь родители ученые, да? – спросила она и, не дожидаясь ответа, сказала: – Ну давай расскажи нам что-нибудь.

Чарльз Уоллес («Ну думать же надо было!» – упрекала его вечером Мег) встал и сказал:

– Сейчас меня больше всего интересуют фарандолы и митохондрии.

– Что-что, Чарльз? Какие еще ипохондрии?

– Митохондрии. Митохондрии и фарандолы происходят от прокариот…

– От кого?

– Ну, в общем, несколько миллиардов лет назад они, вероятно, проникли в то, что потом сделалось нашими эукариотическими клетками, и остались там жить. Они обладают собственной ДНК и РНК, а это означает, что они существуют отдельно от нас. Они находятся в симбиотической связи с нами, и что самое удивительное – что мы полностью зависим от них в том, что касается кислорода…

– Ладно, Чарльз, давай-ка ты больше не будешь выдумывать всякие глупости и в следующий раз, как я тебя вызову, постарайся не выпендриваться. А теперь ты, Джордж. Расскажи что-нибудь классу…

В конце второй недели занятий Чарльз Уоллес как-то вечером сидел у Мег на чердаке, в ее комнате в мансарде.

– Слушай, Чарльз, – спросила Мег, – а ты не можешь просто ничего не говорить?

Чарльз Уоллес, в желтых пижамных штанишках, весь облепленный пластырями, с опухшим красным носом, лежал в ногах большой латунной кровати Мег, опустив голову, как на подушку, на блестящий черный бок пса Фортинбраса. Голос у него звучал устало и вяло, хотя тогда Мег не обратила на это внимания.