Сью Кидд - Тайная жизнь пчел

Во дворе, сбоку от дома, цветной мужчина поднял крышку жаровни, сделанной из железной бочки, и запах свинины, сдобренной перцем и уксусом, образовал под моим языком столько слюны, что она буквально потекла мне на футболку.

Перед домом стояло несколько легковых машин и грузовичков, принадлежащих, возможно, людям, которые решили не идти в церковь и приехали сюда сразу после воскресной школы.

– Зайду и узнаю, нельзя ли купить поесть, – сказала я.

– И табака. Мне нужен табак, – сказала Розалин.

Она плюхнулась на скамейку возле бочки с барбекю, а я вошла внутрь, окунувшись в смешанный запах маринованных яиц, копченой ветчины и опилок. Ресторан был расположен в задней части дома, а в передней был магазин, где продавалось все от стеблей сахарного тростника до скипидара.

– Могу я вам чем-нибудь помочь, юная леди? – Невысокий человек в галстуке-бабочке стоял по ту сторону деревянного прилавка, практически незаметный за баррикадой из коробок со студнем и банок с огурцами. У него был высокий голос, а сам он выглядел человеком мягким. Я не могла представить себе, чтобы он продавал ружья для охоты на оленей.

– Похоже, я тебя раньше не видел, – сказал он.

– Я не местная. Приехала в гости к бабушке.

– Мне нравится, когда дети проводят время со своими бабушками и дедушками, – сказал он. – У стариков можно многому научиться.

– Да, сэр, – сказала я. – От своей бабушки я научилась большему, чем за весь восьмой класс.

Он засмеялся, словно это было самым смешным из того, что он слышал за последние годы.

– Ты зашла пообедать? У нас есть специальное воскресное блюдо – свинина барбекю.

– Я возьму две порции с собой, – сказала я. – И две кока-колы, пожалуйста.

Ожидая, пока принесут наш обед, я ходила вдоль полок, запасаясь к ужину. Мешочки с соленым арахисом, сливочное печенье, два сэндвича с сыром, кислые шарики и жестянка с табаком «Красная роза». Я сложила все это на прилавке.

Возвратившись с тарелками и бутылками колы, он замотал головой:

– Мне очень жаль, но сегодня воскресенье. Я не могу ничего продавать в магазине – только в ресторане. Твоей бабушке это должно быть известно. Кстати, как ее зовут?

– Роза, – сказала я, прочитав это имя на табачной этикетке.

– Роза Кэмпбелл?

– Да, сэр. Роза Кэмпбелл.

– Мне казалось, у нее только внуки.

– Нет, сэр. У нее еще есть я.

Он коснулся мешочка с кислыми шариками:

– Просто оставь это здесь. Я разложу по местам.

Кассовый аппарат звякнул, и из-под него выдвинулся ящик для денег. Я нашарила деньги в своей сумке и заплатила.

– Не могли бы вы открыть колу? – попросила я. Когда он пошел на кухню, я смахнула банку с табаком в сумку и закрыла ее на молнию.

Розалин били, она сто лет не ела, спала на жесткой земле, и кто знает, может, она вновь окажется в тюрьме или ее вообще убьют? Она заслужила свой табак.

Я представляла себе, как однажды, через многие годы, я пришлю магазину доллар в конверте, и еще представляла, как отныне чувство вины будет наполнять каждое мгновение моей жизни, когда вдруг поняла, что смотрю на картинку с Черной Марией. Я не имею в виду картинку с какой-нибудь там черной Марией. Я имею в виду, что это была совершенно такая же картинка, как картинка моей мамы. Мария глядела на меня с этикеток на дюжине банок меда. «МЕД „ЧЕРНАЯ МАДОННА“» было написано на банках.

Открылась дверь, и в магазин вошла семья, прямиком из церкви, – мама и дочка, одетые в одинаковые голубые костюмы с отложными воротничками. Свет устремился в дверь, дымчатый, неясный, расплывчатый, в желтых брызгах. Девочка чихнула, а ее мама сказала: «Подойди ко мне, я вытру тебе нос».

Я снова посмотрела на банки с медом, на янтарный свет, плавающий в них, и приказала себе дышать ровнее.

Впервые в жизни я кое-что поняла: наш мир наполнен тайной – она прячется за тканью наших бедных, забитых жизней, сияя ярчайшим светом, а мы об этом даже не подозреваем.

Я подумала о пчелах, которые прилетали в мою комнату по ночам, и что они были частью этой тайны. И о Голосе, который я слышала накануне: «Лили Мелисса Оуэнс, твоя банка открыта», и что он звучал так же четко и ясно, как голос женщины в голубом, когда она разговаривает со своей дочкой.

– Вот твоя кока-кола, – сказал человек в галстуке-бабочке.

Я показала на банки с медом:

– Откуда это у вас?

Он принял интонации в моем голосе за испуг.

– Понимаю, о чем вы. Многие не желают это покупать, поскольку там Дева Мария нарисована как цветная женщина, но дело в том, что женщина, которая делает этот мед, – сама цветная.

– Как ее зовут?

– Августа Боутрайт, – сказал он. – Она держит пчел по всему округу.

«Дыши ровно, дыши ровно».

– Вы знаете, где она живет?

– Да, конечно, это самый жуткий дом, который тебе приходилось видеть. Покрашен в ядовитейший цвет. Твоя бабушка его точно знает – проходишь по Главной улице через весь город, пока улица не перейдет в шоссе, ведущее во Флоренцию. Там увидишь.

Я направилась к двери.

– Спасибо.

– Передавай привет бабушке, – сказал он.

Храп Розалин сотрясал скамейку. Я ее растормошила:

– Просыпайся. Вот твой табак, только спрячь его в карман, потому что я за него не платила.

– Ты его украла?

– Пришлось, потому что по воскресеньям они ничего не продают.

– Твоя жизнь катится прямиком в ад, – сказала она.

Я разложила обед на скамейке, словно бы у нас был пикник, но не съела ни кусочка, пока не рассказала Розалин о Черной Марии на банках с медом и пасечнице по имени Августа Боутрайт.

– Тебе не кажется, что моя мама могла ее знать? – спросила я. – Это не может быть простым совпадением.

Она не отвечала, и тогда я повысила голос:

– Розалин? Тебе так не кажется?

– Я не знаю, что мне кажется, – сказала она. – Но я не хочу, чтобы ты сильно на это надеялась, вот и все. – Она дотронулась до моей щеки. – О, Лили, что же с нами будет?

Тибурон – это тот же Силван минус персики. Перед куполообразным зданием суда кто-то вставил в горловину пушки флаг конфедератов. Южная Каролина была, во-первых, югом и только потом уже – Америкой. Вам бы не удалось вытравить из нас гордость за форт Самтер.

Бредя по Главной улице, мы постоянно находились в тени двухэтажных зданий, стоящих вдоль дороги. Проходя мимо аптекарского магазина, я через витринное стекло увидела хромированный прилавок, за которым продавались банановые коктейли и вишневая кола, и подумала, что скоро все это не будет уже только для белых.

Мы прошли мимо страхового агентства Уорта, офиса Электрической компании округа Тибурон и магазина, где на витрине были выставлены хула-хупы, очки для плавания и коробки бенгальских огней, а поперек стекла аэрозолем было написано: «ПРАЗДНИК ЛЕТА». На некоторых заведениях, таких, например, как «Фермерский банк», висели плакаты: «ГОЛДУОТЕРА [3] Барри М. Голдуотер (1909–1998) – кандидат в президенты от южных штатов, выступающий против цветных меньшинств. В ПРЕЗИДЕНТЫ», а иногда ниже была наклейка, гласящая: «ЗА ВОЙНУ ВО ВЬЕТНАМЕ».