Вирджиния Клео Эндрюс - Цветы на чердаке

О боже! Я быстро взглянула на маму, ища поддержки. Этого не может быть! Она просто хочет напугать нас. Я придвинулась ближе к Кристоферу, крепко прижалась к нему, меня бросило в холодный пот, и я вся дрожала. Бабушка немедленно нахмурилась, и я быстро отступила в сторону. Мама стояла отвернувшись, с опущенной головой. Плечи ее вздрагивали, как будто она плакала.

Меня охватила паника, и я, наверное, закричала бы, если бы мама в этот момент не обернулась. Присев на край кровати, она протянула нам с Кристофером руки. Благодарные за ее руки, привлекающие нас к себе, чтобы нежно потрепать по спине, пригладить наши растрепанные ветром волосы, мы бросились к ней.

– Все в порядке, – прошептала она. – Верьте мне: вы останетесь здесь на одну ночь, а потом мой отец с радостью примет вас в своем доме, и вы сможете распоряжаться им и садом, как своими собственными.

Затем она обернулась к своей матери, казавшейся сейчас особенно строгой, высокой, готовой запретить все на свете.

– Мама, ты должна пожалеть моих детей. Ведь в них есть и твоя кровь! Учти и ты это. Они очень хорошие, но все же они нормальные дети, они не могут не играть, не шуметь, и для этого им нужно место. Неужели ты ожидаешь, что они будут говорить шепотом? Нет необходимости запирать дверь комнаты – достаточно запереть другую, в конце коридора. И почему они не могут использовать все северное крыло? Насколько я понимаю, это самая старая часть дома и тебе она, в общем-то, безразлична.

– Коррина, здесь я принимаю решения. Ты думаешь, слуги не обратят внимания на то, что целое крыло дома закрыто, и не поинтересуются, зачем это сделано? Они знают, что дверь в эту комнату всегда заперта, и это не вызывает у них удивления. Отсюда открывается дверь на лестницу, ведущую на чердак, и я не хочу, чтобы слуги совали нос куда не следует. Рано утром я буду приносить детям пищу и молоко – до того, как горничные и повар появятся в кухне. В северное крыло люди заходят только в последнюю пятницу каждого месяца, когда проходит генеральная уборка. В этот день дети будут прятаться на чердаке, пока горничные не закончат. До того как слуги придут убирать комнату, я сама буду проверять, остались ли какие-нибудь следы их пребывания в комнате.

Мама не сдавалась:

– Это невозможно! Они не могут не выдать себя, пойми это. Прошу тебя, запри дверь в конце коридора!

Бабушка заскрежетала зубами.

– Коррина, дай мне время! Со временем я придумаю повод закрыть все крыло целиком так, чтобы его даже не убирали. Но я должна действовать осторожно, не вызывая подозрений. Слуги не любят меня и сразу побегут к твоему отцу в надежде на поощрение. Неужели это непонятно? Закрытие этой части дома не должно совпасть с твоим приездом, Коррина.

Мама кивнула, соглашаясь. Они с бабушкой все обсуждали и обсуждали детали своего заговора, а между тем мы с Кристофером все больше хотели спать. День казался бесконечным. Я мечтала забраться в кровать вместе с Кэрри и впасть в сладкое забытье, где не существовало проблем.

Неожиданно, когда я думала, что о нас уже забыли, мама заметила, как мы устали. И нам позволили раздеться и залезть в кровать.

Мама подошла ко мне, усталая и озабоченная, с темными кругами под глазами, и крепко поцеловала меня в лоб. В уголках ее глаз мерцали слезы и, смывая тушь, темными ручейками стекали по лицу. Почему она снова плачет?

– Засыпайте, – сказала она хрипло, – засыпайте и не волнуйтесь. Не обращайте внимания на то, что вам пришлось услышать. Как только отец простит меня и забудет то, что я сделала, он примет вас в свои объятия. Ведь вы единственные внуки, которых он сможет увидеть, пока жив.

– Мама, – нахмурилась я, чувствуя непонятную тоску, – почему ты все время плачешь?

Она неловко смахнула слезы и попыталась улыбнуться:

– Кэти, наверное, мне потребуется больше чем один день, чтобы снова завоевать расположение моего отца. Это может занять два дня или больше.

– Больше?

– Возможно, неделю, но это крайний срок, наверняка все произойдет гораздо быстрее. Я не знаю точно, но это не должно растянуться надолго. Можете положиться на меня. – Своей мягкой рукой она пригладила мои волосы. – Кэти, радость моя, твой папа очень любил тебя, и я тебя люблю.

С этими словами она перешла к Кристоферу, чтобы приласкать его на прощание, но что она шептала ему, я уже не слышала. У двери она обернулась и пожелала нам как следует выспаться.

– Увидимся завтра, я приду к вам, как только смогу. Вы знаете мои планы. Мне придется прогуляться до станции, сесть на поезд до Шарлотсвилла, где меня ждут мои два чемодана, и рано утром я должна буду приехать сюда на такси, а когда это будет возможно, я постараюсь проникнуть сюда и увидеться с вами.

Уходя, бабушка бесцеремонно протолкнула маму в дверь впереди себя, но мама все же успела оглянуться через плечо и умоляюще взглянуть на нас, проговорив напоследок:

– Пожалуйста, ведите себя хорошо, не шумите. Слушайтесь бабушку, выполняйте ее указания и не заставляйте ее наказывать вас. И еще постарайтесь сделать так, чтобы близнецы тоже слушались, не плакали и не очень по мне скучали. Пусть это будет игрой, по крайней мере для них. Попробуйте развлечь их, а я привезу вам всем игрушки и настольные игры. Завтра я приеду, но все это время я буду думать о вас, любить вас и молиться за вас.

Мы пообещали, что будем паиньками, будем сидеть тихо, как мыши, и с ангельской кротостью выполнять все требования бабушки. Мы заверили ее, что сделаем все, чтобы она не сердилась на нас и близнецов.

– Спокойной ночи, мама! – сказали мы с Кристофером в один голос, пока она в нерешительности стояла в дверях. Большие, жесткие бабушкины руки лежали у нее на плечах. – Не волнуйся за нас, все будет в порядке. Мы знаем, чем занять близнецов и как развлечь самих себя. Мы уже не маленькие.

Все это говорил в основном мой брат.

– Я увижу вас завтра ранним утром, – сказала от себя бабушка, выталкивая маму в коридор и запирая дверь.

Мы остались одни, и нам стало немного страшно. Что, если начнется пожар? Пожар? Теперь я всю ночь буду думать о пожаре и о том, как убежать, если он начнется.

Запертые здесь, мы не сможем ни до кого докричаться, даже если очень захотим. Кто услышит нас в этой вечно закрытой комнате, куда люди приходят не чаще чем раз в месяц, в последнюю пятницу?

Слава богу, нас поместили сюда временно, всего на одну ночь. А потом, завтра, мама помирится со своим умирающим отцом.

Но пока мы оставались одни. Запертые снаружи. Гигантский дом вокруг нас казался чудовищем, держащим нас в острых зубах. Если мы пошевелимся, будем шептать или тяжело дышать, оно нас проглотит и переварит.

Я с нетерпением ждала прихода сна. Бесконечная, гнетущая тишина становилась невыносимой. Первый раз в жизни я не заснула, как только голова коснулась подушки. Кристофер первым нарушил тишину, и мы начали шепотом обсуждать наше положение.