Вирджиния Клео Эндрюс - Лепестки на ветру

– Кэти, почему ты не спишь?

Я резко обернулась. Пол сидел, удобно устроившись в своем любимом кресле, и курил в темноте. Я едва разглядела, что он в том самом красном халате, который мы подарили ему на Рождество. Меня захлестнула волна облегчения оттого, что он жив и здоров, а не лежит на столе в морге. Черные мысли. Папа, папа, я почти не помню, как ты выглядел, какой у тебя был голос, и даже твой особенный запах я почти забыла.

– Что-то случилось, Кэтрин?

Случилось? Почему ночью, наедине он называет меня Кэтрин, а днем только Кэти? Да все не так! Грингленнские и виргинские газеты, на которые я подписалась и которые мне доставляли в балетную школу, пестрели сообщениями о том, что миссис Бартоломью Уинслоу собирается обзаводиться вторым «зимним» домом в Грингленне. Делается капитальный ремонт дома ее мужа, и он будет как новый. Все лучшее – моей матери! По какой-то непостижимой причине я, как фурия, накинулась на Пола.

– Ты давно дома? – резко спросила я. – Я была наверху и так разволновалась за тебя, что не могла заснуть! А ты все это время был здесь! Тебя не было к ужину, ты и вчера не ужинал, вчера ты собирался сводить меня в кино и забыл об этом! Почему ты позволяешь своим пациентам распоряжаться всем своим временем и ничего не оставляешь на собственную жизнь?

Он долго не отвечал. Но едва я открыла рот, чтобы сказать что-то еще, он мягко произнес:

– Ты действительно чем-то огорчена. Наверное, единственное, что я могу сказать в свое оправдание: я врач, а время врача никогда ему не принадлежит. Мне стыдно, что я забыл про кино. Приношу свои извинения, что не позвонил и не предупредил о том, что у меня срочный вызов и я не могу приехать.

– Забыл? Как ты мог забыть? Вчера ты забыл принести то, что я просила купить, а я все ждала тебя, надеясь, что ты все-таки придешь и принесешь шампунь, который был мне нужен, но ты так и не пришел!

– Еще раз приношу извинения. Иногда я думаю о чем-то, кроме кино и необходимой тебе косметики.

– Это ты язвишь?

– Я стараюсь сдерживаться. Было бы очень мило, если бы и ты постаралась.

– Я не сумасшедшая! – завопила я.

Он был так похож на маму, всегда такой сдержанный и уравновешенный! Ему просто было все равно. Поэтому он мог так спокойно сидеть и смотреть. Его не волновало, если он давал обещания и не выполнял их, и ее тоже! Я бросилась на него с кулаками, но он схватил меня за руки и посмотрел на меня с неподдельным удивлением.

– Неужели ты можешь меня ударить, Кэтрин? Неужели для тебя так важно не пропустить кино и ты даже не можешь понять, как я мог забыть? Ну скажи, что тебе стыдно, что ты на меня накричала, ведь я сожалею, что я тебя огорчил.

То, что меня мучило, было больше чем огорчение. Во всем мире не было никого, на кого я могла положиться, – только Крис, запретный для меня. Только Крис никогда не забыл бы, что мне нужно или чего я хочу.

У меня мороз пошел по коже. Что же я за человек? Неужели я, как мама, всегда должна иметь то, что хочу, и немедленно, наплевав на цену, которую должны платить за это остальные? Не собираюсь ли я заставить Пола платить за то, что она сделала? В этом ведь не было его вины.

– Пол, извини, что я на тебя наорала. Я все понимаю.

– Ты, наверное, очень устала. Может, ты слишком серьезно относишься к своим занятиям балетом. Пожалуй, тебе надо немного расслабиться.

Как я могла сказать ему, что я не могу расслабиться? Я должна была быть лучшей, а это значило одно – бесконечные часы работы. Я совершенно серьезно собиралась отказаться от всех развлечений моих сверстниц. Мне не нужен был приятель, который не был танцовщиком. Мне не нужна была подружка, которая не занимается балетом. Я не хотела, чтобы что-нибудь встало между мной и моей целью, и все же, все же напротив сидел и смотрел на меня мужчина, который сказал, что я ему нужна, и которого я обидела своим отвратительным поведением.

– Сегодня я прочла о своей матери, – запинаясь, произнесла я, – и о доме, который она ремонтирует и заново обставляет. Она всегда получает то, чего хочет. Я никогда ничего не получаю. Поэтому я так мерзко веду себя с тобой и забываю обо всем, что ты для меня сделал.

Я отступила на несколько шагов назад, подавленная охватившим меня стыдом.

– Ты давно дома?

– С половины двенадцатого, – ответил Пол. – Я съел салат и жаркое, которое Хенни оставила в духовке. Мне не спится, когда я переутомляюсь. И мне не нравится стук дождя по крыше.

– Потому что дождь замыкает тебя на твоем одиночестве?

Он улыбнулся:

– Что-то вроде того. Откуда ты знаешь?

Все его чувства были написаны на его лице, таком же тусклом, как свет в комнате. Он думал о ней, о своей Джулии, о своей умершей жене. Он всегда выглядел грустным, когда вспоминал о ней. Я подошла к нему и, повинуясь внезапному желанию, дотронулась до его щеки.

– Зачем ты куришь? Как ты можешь советовать своим пациентам избавиться от этой привычки, когда продолжаешь сам курить?

– Откуда ты знаешь, что я говорю своим пациентам? – спросил Пол тихим голосом, от которого у меня по спине побежали мурашки.

Я нервно засмеялась и сказала, что он не всегда плотно прикрывает дверь своего кабинета и если я бываю в задней комнате, то волей-неволей что-то слышу. Он сказал, чтобы я отправлялась спать и не ошивалась больше в задней комнате, где мне не место, а он будет курить, когда ему захочется.

– Иногда ты ведешь себя как жена: задаешь неподходящие вопросы, сердишься, что я не заехал для тебя в аптеку. Ты уверена, что шампунь был не так уж необходим?

Я опять почувствовала себя полной идиоткой и опять на него рассердилась.

– Я попросила тебя купить эти вещи только потому, что ты ездишь мимо магазина с распродажей, а там все дешевле! Я просто хотела сэкономить деньги! Ну уж теперь я ни за что не попрошу тебя что-нибудь купить! Если ты пригласишь меня поужинать в ресторане или пойти в кино, я буду готова к разочарованию и поэтому не разочаруюсь. Надо приучаться ожидать от всех самого худшего.

– Кэтрин! Можешь меня ненавидеть, если хочешь, можешь заставлять меня расплачиваться за все перенесенные тобой страдания, и тогда, возможно, ты будешь спать по ночам и перестанешь метаться, кричать во сне, звать маму, как трехлетний ребенок.

Пораженная, я уставилась на него.

– Я зову ее?

– Да, – сказал он, – множество раз я слышал, как ты звала свою мать.

Я заметила жалость в его взгляде.

– Не стыдись человеческих чувств в себе, Кэтрин. Мы все ждем от матерей только самого лучшего.

Мне не хотелось говорить о ней, поэтому я подошла поближе.

– Джулиан опять в городе. Вчера ты обо мне забыл, а сегодня у меня было с ним свидание. Джулиан считает, что я готова к Нью-Йорку. Он думает, что его преподавательница, мадам Золта, лучше, чем его мать, разовьет мои таланты. Он думает, что из нас получится блестящая пара.