Стефан Кларк - О, боже, снова Париж! Наблюдая за французами

– Ха! – произнес Мишель. – Просто она не хочет, чтобы чужие мужики копались в ее…

– Мишель! – Бриджит вспыхнула, и ее щеки обрели цвет клубничного сока.

– Как бы то ни было, – продолжила Флоранс, – Maman хочет, чтобы мы сами выкопали яму.

– Пожалуй, я предпочел бы собирать кабачки, – заметил я.

– Хорошо, покопаешь завтра, – согласилась Бриджит. – Но учти, что нужно копать очень осторожно, чтобы не пробить старый бак.

Короче говоря, мои французские каникулы ожидало в прямом смысле дерьмовое начало.

Я уже успел заметить три или четыре грядки кабачков на заднем дворе и прикинул, что ободрать их займет у меня не больше пяти минут, после чего Флоранс сможет провести для меня экскурсию по дому с финалом в уединенной спальне.

Мы с ней еще находились на той ранней стадии отношений, когда постоянно ощущается потребность прикасаться друг к другу. Когда стоит лишь коснуться кончиками пальцев кожи возлюбленной, как другие части тела в унисон заявляют, что тоже хотели бы поучаствовать в этом процессе. Пожалуй, это не самое лучшее время для того, чтобы гостить у тещи.

И вот сейчас от ослепительного солнца, буйной зелени и созерцания обнаженных округлостей Флоранс (она отыскала в шкафу бикини) у меня ломило всю нижнюю часть тела.

Настоящим ударом под дых стала для меня новость о том, что кабачки, которые я должен собирать, растут вовсе не на маленьком огороде за домом. До них было идти минут десять по тропинке через лес. Хуже того, Флоранс не разрешили сопровождать меня, поскольку ее запрягли перерабатывать утренний урожай вишни в клафути – что-то вроде фруктового пирога исполинских размеров.

Мне выдали старую соломенную шляпу, которую отказался бы напяливать и осел по причине ее дряхлости, и пару гигантских резиновых сапог, наказав не возвращаться, пока не наберу полную бельевую корзину кабачков.

На всякий случай, чтобы убедиться в том, что я знаю, с чем мне придется работать, Бриджит вышла из кухни и выдала мне образец.

– Voilà , вот что мне нужно, – сказала она.

– Да, кабачки. – Я с умным видом кивнул на овощ, и по форме, и по раскраске явный кабачок.

– Некоторые городские жители путают их с огурцами.

– Только не я, ведь я уже пять лет работаю в пищевой индустрии.

– А… но не думаю, что ты завариваешь чай из кабачков, – сказала Бриджит и, твердо поставив меня на место, изящно повернулась на носке одной ноги и вернулась в кухню.

В этот момент, должен признать, меня впервые пронзила мысль о матереубийстве.

На самом деле было забавно пару часов поиграть в крестьянина.

В какую бы глушь ты ни забрался на юге Англии, город всегда напомнит о себе либо промчавшимся мимо внедорожником, либо шумной компанией яппи на горных велосипедах. Но только не здесь, в Коррезе. Огород представлял собой полосу пахотной земли длиною примерно сто и шириной десять ярдов посреди средневекового запустения. На покатом склоне холма выделялась залитая солнцем поляна, окруженная огромными покосившимися каштанами. Даже проржавевший каркас брошенного фургона выглядел так, будто пролежал здесь сотни лет. Это был винтажный образец французского фургона из рифленого железа, и сейчас он мирно разлагался обратно в железную руду; молодые деревца прорастали через него, и он подгнивал вместе с деревянными ящиками для овощей на месте лобового стекла.

Когда я хлебнул воды из захваченной с собой бутылки, мой глоток был единственным человеческим звуком в этом мире. Гудели насекомые, вскрикивали птицы, шуршали кроны деревьев, но уж точно никто не разъезжал на машинах поблизости. Не могу сказать, что это было так же восхитительно, как погружение в Средиземное море или восхождение на Флоранс, но перспектива провести день в одиночестве в самом сердце Франции казалась не такой уж мрачной.

Хотя я был на огороде совершенно один, наполняя корзину кабачками, я ощущал себя частью семьи. У каждого было свое задание, и я, к примеру, отвечал за поставку овощей. За все эти десять месяцев, прожитых во Франции, никогда еще я в такой степени не чувствовал себя как дома – ни тогда, когда переехал в квартиру Флоранс неподалеку от кладбища Пер-Лашез, ни тогда, когда впервые научился протискиваться без очереди к столику в парижском кафе. Сейчас я был одним из несметных тысяч парижан, вкушающих тихие прелести крестьянской жизни в семейном загородном доме. Испытывал я при этом глубокое удовлетворение.

Это был самый продуктивный огород, который я когда-либо видел: кабачки прятались за грядками картофеля, томатов, зеленой фасоли, баклажанов, редиса, свеклы (как я думаю), моркови, огурцов, салата трех видов, клубники, за кустами малины и черной смородины, за грушевым деревом и тем, что я принял за миндаль. На огороде нашлось место даже для маленькой смоковницы, дерева с изогнутыми упругими ветвями, миниатюрными неспелыми плодами и листьями, какие мы все видели на картинах. Тот парень, который первым выбрал фиговый лист, чтобы прикрыть свое мужское достоинство, попал в точку – вытянутая центральная лопасть листа выглядит один в один как повисший член. Хотя размером своих яичек он явно прихвастнул.

Но вот чего я не знал про фиговое дерево, так это то, что оно вкусно пахнет, когда на его листья падает солнце. Дерево источает такой сладкий аромат инжира, что хочется сесть, прислонившись спиной к стволу, и ждать целый месяц, пока плоды созреют и их можно будет есть.

Кабачки оказались на удивление колючими, да еще и росли предательски близко к земле. Поэтому, как только у меня начинало ломить спину, я просто вставал и совершал набеги на ягодные растения.

Здесь, на юге, в начале июля на кустах малины оставалось лишь несколько килограммов ягод, так что я быстро управился с ними, после чего перешел к другим грядкам, где меня поджидали тонны клубники. Одно я мог сказать наверняка: если бы я свалился замертво, изнуренный жарой и усталостью, уже через день мое тело утопало бы в цветах.

Когда я, еле волоча ноги, вернулся в сад с полной корзиной кабачков, Флоранс расставляла бокалы на длинном тиковом столе у стены дома.

– На apéritif придут соседи, – объяснила она.

– Надо бы мне быстренько принять душ, – сказал я. – Кстати, ты меня проводишь… ну, ты понимаешь? – Я сопроводил фразу «ты понимаешь?» многозначительным движением бровей, имея в виду, что Флоранс все понимает.

– Я покажу тебе, как он работает, – раздался голос Бриджит, которая появилась, нагруженная бутылками с алкоголем. – Там есть одна хитрость.

Я с укоризной посмотрел на Флоранс, но она, как солдат миротворческих сил ООН, лишенный права вмешиваться в гуманитарный конфликт, лишь пожала плечами, оставляя меня на волю судьбы.