Кэрол Мэттьюс - Добро пожаловать в реальный мир

Мало-помалу скупое зимнее солнце проникает в окна, постепенно отогревая мои застывшие ступни, – отопление-то у меня в квартире почти что никакое! – и, пытаясь сохранять деловой вид, я расслабляюсь под парящие звуки музыки. Удивительная мелодия как будто омывает мою усталую душу, и я чувствую себя на седьмом небе. В теле тоже еще сидит чувство разбитости: я словно на годы постарела, когда этой ночью мне пришлось тащить на себе домой и укладывать на диван в стельку надравшегося и к тому же пьяно разоряющегося папашку. Я в жизни не слышала подобной лексики – по крайней мере, от своих родителей. Казалось, еще немного, и я сниму туфлю да тюкну ему хорошенько по башке, чтобы он наконец вырубился. Не приди мне на помощь мой верный друг Карл – даже не представляю, как бы я с ним справилась. Вместе мы сумели стянуть с отца какую-то одежду и укрыли его с головой одеялом – что оказалось очень кстати, иначе я уже готова была заглушить его подушкой.

Эван между тем принимается за распевочные упражнения. Голос его вздымается и опускается, давая изрядную, по-моему, нагрузку на гортань. Невольно я начинаю негромко ему подпевать и, к своему изумлению, даже беру неожиданные для себя ноты. Вместе наши голоса звучат очень гармонично – что тоже удивительно. Я поднимаюсь из-за стола и, манерно забросив назад голову, представляю, как я пою это со сцены в «Голове короля», повергая завсегдатаев нашего паба в сильнейший шок. Забывшись, я мало-помалу вхожу в раж… И тут дверь широко резко распахивается, подрагивая на петлях, и в проеме возникает недовольный Эван Дейвид.

– Что здесь за шум?! – возмущается он.

– Я… э-э… Я только…

– Вы что, включали радио? Мне показалось, я слышал пение. – Эван хмурится, и его лоб бороздят суровые морщины.

– Я… я… э-э…

Хоть сквозь землю провались!

– То есть это никакое не радио, – глядит он на меня наводящим ужас взглядом. – Это вы?!

Я чувствую, как бледнею и краснею одновременно. Бог ты мой! Я никак не думала, что он меня услышит, но, похоже, не на шутку увлеклась. И много он, интересно, слышал?

– Это вы пели? – не отступает он.

Теперь я начинаю понимать, откуда растет его репутация тяжелого человека. Это, можно сказать, мое первое настоящее знакомство с Il Divo . Неудивительно, что он так разъярился. Подумать только, какой-то личный помощник имел дерзость пристроиться к его распевкам!

Если б я могла сейчас свернуться калачиком и умереть! Ну, почему, скажите, пол не может своевременно разверзнуться под ногами и тебя поглотить, когда это действительно очень нужно?

В дверном проеме появляется еще и Антон – и тоже награждает меня тяжелым хмурым взглядом. Я чувствую себя точно загнанный зверек. Пушистый кроха-лисенок перед сворой спущенных на меня, противных, злобно рычащих гончих. «Лучше б умереть, – говорю я себе. – Просто умереть в этой ситуации было бы как нельзя кстати».

– Э-э… я…

И тут вдруг звонит мой мобильник. Все трое встревоженно переглядываемся. Еще ни разу этот дико раздражающий рингтон с чокнутой лягухой на мопеде не был для меня столь желанным! За одно это я в долгу пред мирозданием!

– Слушаю, – говорю я в трубку с нескрываемой дрожью в голосе.

Подняв глаза, я вижу, что Антон уже куда-то исчез, а Эван в ожидании стоит в дверях, сложив руки на груди и вопросительно подняв бровь. Такому грозному уж точно не соврешь!

– Это мисс Кендал? – спрашивает меня голос в телефоне.

– Да, – отвечаю, – это Ферн Кендал.

– Это доктор Перри.

– О, здравствуйте!

Доктор Перри – наш семейный доктор аж от начала времен. Меня он видел безо всякой одежды больше раз, чем я в силах припомнить. Причем без малейшего эротизма – обычно он надевал резиновые перчатки и говорил: «Давай-ка расслабься». Может, я не сделала вовремя мазки? Иначе с чего бы ему еще мне звонить?

– Я звоню насчет твоего отца, – словно отвечает он на мой вопрос.

– Папы?

Слышу в трубке вздох.

– Он у нас. В приемной.

– Он в порядке?

Как же, будь он в полном здравии, вряд ли оказался бы в приемной у врача!

– Нет, – отвечает доктор Перри, – он не в порядке, Ферн. Ты можешь приехать сюда прямо сейчас?

Я осторожно взглядываю на Эвана Дейвида – тот все так же негодующе на меня хмурится.

– Я… М-м… – А ведь это, пожалуй, самый удобный момент, чтобы по-быстрому отсюда сдернуть! – Да, я сейчас буду.

Единым движением я подхватываю сумку, вскакиваю и устремляюсь к дверям, бросив через плечо Эвану:

– Мне надо идти.

У него слегка отваливается челюсть – но мне, увы, некогда любоваться его реакцией на мой внезапный уход. У меня чрезвычайная ситуация, и ему придется с этим как-то смириться. Папа – один из самых важных людей в моей жизни, и если я сейчас ему нужна, я непременно буду рядом. А Эван Дейвид со своей дурацкой работенкой может катиться куда хочет.

– Подождите! – кричит он мне вслед. – Не уходите так. Скажите, что случилось?

Не успев столь эффектно удалиться, задерживаюсь в дверях.

– У меня болен отец, – отвечаю я Эвану. – Ужасно болен.

В глубине души же очень надеюсь, что это не так.

Спустя полчаса я врываюсь в переполненную комнату ожидания у приемной доктора Перри и вижу отца, сидящего на пластмассовом стуле – причем как будто в полном здравии. Все, что я напредставляла по пути – папу без чувств в кислородной маске или даже без одной конечности, – мигом улетучивается из головы.

Увидев меня, отец расплывается в улыбке:

– Пшшла на хрен!

По комнате ожидания прокатывается весьма различимый вздох. Мамочки тут же торопятся закрыть детям ладонями уши. Две женщины с крашеными голубоватыми волосами в голос выражают недовольство. Годовалый карапуз, что мгновение назад самозабвенно колошматил по красочному игровому центру, застыл с молоточком в руке.

– У нас такое не принято, мистер Кендал! – возмущается регистраторша. – Я уже вам говорила.

– Жопа. Задница. Уссысь, – отвечает ей мой папаша.

Я пробираюсь вперед, с трудом осмеливаясь признать, что этот раскрасневшийся, брызгающий слюной, полоумный дядька приходится мне родственником. Если женщина за столиком записи еще не зафиксировала мой приход, мне бы, по уму, надо развернуться и дать деру. Но тут же слышу, как регистратор произносит с явным облегчением в голосе:

– Я сейчас позвоню, сообщу доктору, что вы пришли, мисс Кендал.

– Папа?

– А ты мешок дерьма, – радостно сообщает он мне.

– Что? – непроизвольно отшатываюсь я. – Я твоя дочь. Что происходит? Зачем ты говоришь эти пакости?

Отец поворачивается к женщине, ближе всех к нему сидящей на таком же пластиковом стуле. Бедняжка пытается отодвинуться от него на максимальное расстояние, забиваясь уже в самый угол.