Андрей Цаплиенко - Книга перемен

И я не смог не сказать неудобную правду, хотя было можно промолчать. Сказал, что эти шарики есть. И мне стало легко. Все равно, что будет потом, сейчас надо суметь наслаждаться правдой этой минуты. Здесь и сейчас.

А потом нас накрыло неизвестным газом, и мое нутро, как мне показалось, вывернулось, словно старая перчатка, и зловонная жидкость полилась из меня на холодный камень тротуара. Моего оператора, старого верного друга, затрясло в лихорадке, и он сказал, что не может снимать дальше, даже понимая, что мы получили бесплатный билет в первый ряд действа, которое собирает зрителей лишь один-единственный раз в истории. Это как уйти с первого тайма чемпионата мира по футболу и второй досматривать по телевизору, дома. Дальше капельница и диета. И достаточно много времени, чтобы понять, на чьей ты стороне.

– То, что с тобой произошло, это как… словно… – Собеседник искал подходящее сравнение, перебирая столь любимые им сочные образы.

Циничный политтехнолог и сибарит, но вместе с тем свободолюбивый либерал и эстет. Странная комбинация качеств для человека, работающего на толстосумов. Он играл смыслами, передвигая их, как иные двигают фигуры на доске. Его интересовали деньги. Но больше, чем деньги, его возбуждала мысль, что он влияет на некие геополитические процессы. А сейчас, видно, он искренне был удивлен. Понял, знать, что на процессы влияют совсем другие люди. Не он. И оставалось только сменить кресло главного режиссера на обычный билет в партере. Это, похоже, понимали и его работодатели.

Но во времена перемен яркие слова разлетаются со скоростью трассирующих пуль.

Политтехнологу хотелось сказать что-то яркое. Он задержал руку журналиста в своей тонкой ладони и сказал:

– Это, как бы точнее сказать, было так, словно мимо тебя пролетала птица гражданской войны и чуть-чуть коснулась оперением.

«Типичный русский либерал, все дело именно в этом, – недоверчиво подумал журналист о собеседнике. – А русский либерализм заканчивается там, где начинается украинский вопрос».

Вообще-то он слушал политтехнолога не очень внимательно, думая о сломанных ребрах и результатах анализов. Красивое сравнение понравилось многим из тех, кто стоял и слышал этот разговор. В медийном сообществе принято ценить острое слово и яркое сравнение, особенно если оно ни к чему не обязывает. Но никто не мог предположить, что опальный политтехнолог оказался прав.

Ребра сломались после первого удара. Острая боль пронзила правый бок, и в легких как-то резко стало не хватать кислорода для вдоха. Он захрипел, глотая уходящий воздух.

– Да не хрипи ты! – лениво и раздраженно сказал здоровяк, сломавший ему ребра.

«Весенний асфальт, оказывается, бывает теплым», – сделал он открытие, уткнувшись в шероховатое дорожное покрытие трассы Севастополь-Ялта. Он, конечно, ошибался. Теплой была кровь, стекавшая на дорогу из узкой раны над бровью. Человек, избивавший его, носил ботинки со стальной пластиной в подошве. «Ткнешь таким ботинком в живот – и тебе сразу каюк», – вспомнил он фразу из документального фильма о наемниках в Африке, любивших такую обувь. Он смотрел этот фильм в ранней юности и даже не думал, что однажды, спустя много лет, жизнь докажет на деле, насколько это кино было честным.

– Никогда не думал, что попаду в кино! – сказал его веселый друг, греческий журналист Костас, когда за их машиной обнаружилась погоня. Сначала в зеркале заднего вида появилось два злых фонаря. Потом еще два загорелись голодным волчьим огнем хищника, почуявшего кровь. Сидя в машине, беспомощно и загнанно удиравшей от вооруженных хищников, ни он, ни Костас не знали, что их атакует целая стая. Если бы они слышали переговоры на таксистской волне, то наверняка удивились бы слаженности работы четырехколесных волков.

«Они почему-то едут медленно, со скоростью сорок-пятьдесят километров в час!»

«Свернули от заправки. Едут в вашу сторону».

«Берите их на кольце. Оружие не применять. Камеру и всю технику убить».

За ними ехали два внедорожника, прижимая белую «рено» к обочине шоссе. «Рено» не могла ехать быстрее. Мощности двигателя не хватало, чтобы вытянуть на подъем пятерых пассажиров и водителя и оторваться от преследователей. Перед лобовым стеклом вдруг мелькнула коричневая «девятка», и человек в шапке-кубанке, с желто-черной ленточкой на зеленом камуфляже яростно саданул по капоту палкой. Водитель остановился.

В своем малолитражном «рено» он вез пятерых журналистов. Один – украинский репортер. Другой – колумнист из греческой газеты. С ними молодая женщина. Вроде как местная, из Симферополя. Но она уже давно работала на большой киевский телеканал и поэтому внезапно стала врагом для своих земляков, надевших «кубанки» и нацепивших ленточки. Именно такие были на куртках крепких парней, только что выскочивших из своих мощных джипов и обступивших белую «рено».

– Выходите! – заорали они и для убедительности стали бить кулаками по стеклам. Выходить очень не хотелось, но украинский репортер знал, что это неизбежно. Он насчитал десяток вооруженных крепышей. Они действовали очень слаженно, точно определяя свое местоположение относительно остановленной машины прессы: напротив каждой из четырех дверей стояло по одному молодчику, и еще несколько человек – со стороны капота и багажника. Украинский репортер заметил, что все они вооружены одинаковыми пистолетами.

«Вряд ли это бандиты, – промелькнула у него мысль. – У тех оружие было бы вразнобой». К тому же пистолет Макарова бандиты не любили. И, словно в подтверждение мыслей, украинский репортер услышал звук выстрела. Хорошо знакомый «макаровский» хлопок. Потом еще один.

Человек стрелял в асфальт. «Не для того, чтобы убить, а для того, чтобы запугать и деморализовать», – подумал репортер и внутренне успокоился. Терять присутствие духа он не собирался и в то же время понимал, что проявлять излишний героизм не стоит: против десятка вооруженных людей пятеро безоружных журналистов ничего не смогут сделать, тем более что среди пятерых была одна женщина.

Ее не тронули и даже не положили вниз лицом на асфальт. Хотя и могли. Видно, в душах этих хищников еще сохранились рудименты чести и представления о правилах хорошего тона. Она стояла и наблюдала за тем, как журналисту из Греции одним мощным ударом сломали нос, как били ногой по лицу и ребрам худощавого оператора и швыряли оземь камеру с широкоугольным объективом, очень дорогую штуковину, позволявшую делать невероятной красоты кадры, если она попадала в руки мастера.

Эти, которые яростно выполняли приказ «убить камеру», тоже были мастерами своего дела. И украинец догадался об этом, отмечая поведение стаи вооруженных хищников. Они стояли так, чтобы в случае чего прикрывать друг друга. А значит, все же готовы были применить оружие на поражение.