Катрин Сигюрэ - Барашек с площади Вогезов

Моего Незнакомца я узнала с первого взгляда, и с того времени он был не один – он был со мной, хотя и не подозревал о моем существовании. Я испытывала большое счастье, думая о нем, представляя, как он живет, и отсветы этого счастья проскальзывали, когда начались мои отношения с месье Жуффа, Эриком…

Мне так нравилось, когда буквы его имени перекатывались на моих губах, и даже сейчас, когда я пишу эти строки, мне нравится, как мои пальцы выстукивают его имя на клавиатуре. Жаль, что его имя слишком короткое и его нельзя подольше удержать во рту…

Но удерживать месье Жуффа? А зачем? Эта задача, если бы она и стояла, меркнет перед тем, чтобы самой крепко удерживаться на ногах. И поддерживать других, если они сами на это не способны. Будете ли вы доверять политику, который бодро заявляет на выборах, что знает, как держать страну в руках, а сам, между тем, не способен справиться с обуревающими его страстями? Если бы месье Жуффа не потерял голову, если бы не разрушил все сам, то не было бы и никакой проблемы с барашком. Честно говоря, мысль о барашке преследовала меня с детства, но она тлела, не развиваясь, в глубинах подсознания. И вот как только я узнала о человеческой непоследовательности и тупости, я поняла, что животное, при всех прочих равных, может быть, более предпочтительно.

Только не передергивайте! Я никогда не говорила и никогда не допускала двусмысленности касательно моих сексуальных отношений с барашком. Здесь, конечно, надо понимать, что барашек имеет такое же либидо, ощущает такой же зов пола, как и человеческое существо мужского пола – доминирующее в некоторых смыслах, то есть тогда, когда речь заходит о сексуальных влечениях без определенных целей. Эту схожесть, вероятно, подметил и Эрик. И там и там речь идет о большой привязанности, о крепком и грубом запахе (одеколон не в счет), о каждодневном присутствии и особенно о немногословности, хотя это уже не к барашку относится. Вот почему Эрика можно найти в первых рядах главных врагов барашка. Но я на него не обижаюсь. Мысль о том, что я стану любовницей кого-то другого, даже какого-то четвероногого, была для него невыносимой.

Немного истории. С тех пор как я заявила о своем намерении завести барашка, сразу же раздалось несколько протестующих голосов. Самыми активными были семьи Жуффа и Симон, не отступала от них и толстуха Наташа Лебрас, а голос молодого собственника по имени Ванда звучал чуть потише. Он жил надо мной, занимая половину апартаментов (другую половину занимала очаровательная Манон, живущая с Полем, но о них – отдельный разговор).

Кто такой Ванда? Я назвала его Вандой, потому что у него женоподобный ротик, похожий на рыбий [2] Аллюзия на фильм 1988 года «Рыбка по имени Ванда» (режиссер Чарльз Крайтон). – Ред. , и я не хочу называть его настоящего имени, так как вся Франция его сразу узнает, это почти как помочиться в Париже возле какой-нибудь исторической стены.

Против меня объединились шесть человек, и иногда мне казалось, что они совещаются между собой. Однако это не так, в среде богатых людей нормой считается относиться друг к Другу безучастно, то есть никак. Буржуазная привычка, в чем-то даже милая, так как настоящие миллиардеры наносят удары в спину друг другу.

Я уже давно подметила, что все совладельцы недвижимости грешат тем, что нагромождают проблемы, строчат жалобы, задают риторические вопросы – в общем, занимаются ерундой. С момента моего заселения в дом на площади Вогезов у меня тоже скопились вопросы, которые мне так хочется задать, в частности, мадам Ревон. Мадам Ревон – это наша древность. Она редко спускается вниз, поскольку жизнь ее с возрастом стала совсем скверной, а она живет на самом верху, на третьем этаже главного корпуса, где нет лифта. Лифта у нас нет потому, что нельзя крошить исторические балки. А разве не для этого служит объединение совладельцев – искать тех, кто мог бы поменяться квартирами с пожилой дамой, чтобы облегчить ей жизнь? Кто бы решился на такое? Жуффа? Симоны? Американка? Я уж не говорю о молодой паре, живущей в двух смежных комнатах. Толстуха Наташа? Ха! Она и сама когда-нибудь не спустится, если будет поглощать пищу в таких количествах.

А я? Я бы охотно совершила обмен с мадам Ревон, так как не считаю свою душу сросшейся с этими шикарными стенами, как полагают некоторые. Для меня это невозможно по другой причине. Я не могу представить моего милого барашка, трюхающего по широким мраморным ступеням на третий этаж. Для него это будет весьма травматично. Мне-то плевать, я бы запросто поднялась, у меня есть силы. Когда я действительно хочу чего-то, когда мне надо бороться за что-то важное, я могу поспорить с Геркулесом. Я становлюсь сильнее и физически, и морально. Сила пугает людей, если они видят, что вы, пусть даже бессознательно, используете ее для чего-то плохого. Но нет. Моя сила служит исключительно добру, чему-то вроде моего прелестного кудрявого барашка. Конечно, мне случается изо всех сил противостоять, чтобы одолеть коллективный заговор, дурацкие привычки, узость мысли… я не знаю, что еще. Но я же не рычу и не размахиваю кулаками! Позже мои соседи будут благодарны мне за то, что у них появилась возможность слушать мелодичное блеяние в центре Парижа и лицезреть прекрасное животное, щиплющее травку под окном. А я буду шептать им дружественные слова: «Какого черта, мадам Ревон! Что вы насыпали в вашу чахлую герань, что теперь она спускается вниз таким пышным каскадом?» Я это обожаю – сыпать комплиментами. А что касается герани мадам Ревон… Конфликтная ситуация, связанная с барашком, удерживает меня от того, чтобы ранним утром выразить свое искреннее восхищение этим цветочным чудом, которое очаровывает меня каждый раз, когда я по утрам растворяю мои ставни. Вы, вероятно, и сами замечали, что сердце, лишенное возможности выразить людям все, что в нем накопилось, начинает стучать с перебоями. Просто тахикардия какая-то случается. А ведь ни о какой ненависти тут и речи не идет, я лично далека от того, чтобы сердиться на своих соседей. Но уж очень трудно защитить свой бифштекс, если не показать клыки (это немного похоже на то, что делает бемоль в партитуре). И мысль о барашке я никогда не отброшу. Пусть мое желание безрассудно, как любовь, я осуществлю его со всей присущей мне смелостью.

Как же меня достали все эти собрания с их глупостями, на которых я почти засыпаю, поскольку они частенько заканчиваются далеко за полночь! Раздавленная отчаянием, чувствуя себя рыбой, оглушенной торговцем, я растягиваюсь после них на диване и перечитываю Сенеку или раби Нахмана. Последнего я знаю наизусть: «Человеческая жизнь похожа на узкий мост; самое главное – не бояться», «Быть унылым – запрещено», и т. д. Прелесть, да? По моему мнению, единственный способ избежать душевной боли – это возвыситься с помощью ума. Не возвышаться над другими, но держаться вровень, рука об руку с теми немногими, кого ты выбираешь сам.