Джайлс Кристиан - Викинг. Бог возмездия

– Нет. Он пытался меня спасти, но это не его решение. Никто не давал ему права лишать меня места в сражении. Я стоял плечом к плечу с ним и Зигмундом, убивал врагов рядом с Слагфидом и стал бы героем саги о нем.

Сигурд оглянулся на скамью слева от кресла Харальда, под пожелтевшим медвежьим черепом, прибитом гвоздями к стене, – там всегда сидел Слагфид, и вот теперь его место опустело. Отец Слагфида убил медведя самым обычным столовым ножом, так говорили, – хотя парочка стариков принималась хихикать, когда мальчишки рассказывали эту историю.

– И люди Рандвера, которые видели, что меня втащили из воды в лодку Сигурда, точно глупую рыбину, будут думать, что я сам спрыгнул. Не сомневаюсь, что прямо сейчас они называют меня трусом.

– Ха! – вскричал Улаф. – Ты настолько самонадеян, что думаешь, будто они вообще о тебе говорят? Они слишком заняты подсчетом колец Слагфида, и каждый бахвалится, что именно он нанес ему смертельный удар. Что же до того, будто кто-то считает тебя рыбой, признаюсь, ты первая из всех, что я видел, которая так хорошо дышит, оказавшись на суше. Ты должен благодарить брата, что он поймал тебя. – Он кивком показал на Сигурда. – Сигурд и Торвард дали тебе то, что ты никогда не сможешь купить.

Сорли, который был пьян и устал, злобно ухмыльнувшись, провел рукой по губам.

– Ты о чем? Не нужно говорить загадками, дядя.

– Яйца Тора, мальчик, боги наградили тебя двумя порциями красоты, но оставили слишком много пустого места в голове. – Сорли отмахнулся от оскорбления и пробормотал какое-то проклятье, застрявшее в его золотой бороде, однако Улаф продолжал: – Ты бы погиб во время той кровавой бойни, так же, как ярл Харальд и я. Нас порубили бы на куски, ублюдок Рандвер помочился бы на наши трупы и заставил своего годи сотворить какое-нибудь мерзкое заклинание, чтобы мы никогда не увидели чертогов Одина. В лучшем случае тебе посвятили бы половину строчки в саге про Слагфида. Может, целую строчку в песне про твоего отца, если б скальд страдал от жажды, а твои родные находились поблизости. – Сорли совсем не понравились его слова, но он не стал возражать и молча повернулся к умирающему огню, хранившему свои секреты. – Твои братья преподнесли тебе ценный дар – месть. Или, по крайней мере, шанс поквитаться с нашими врагами.

Улаф произнес эти слова достаточно громко, чтобы его услышали все в зале, и Сигурд почувствовал, как люди стали поднимать головы, понял, что их боль не мешает им увидеть вдохновляющую надежду отплатить врагу за унижение и гибель родных. Свейн сидел немного в стороне, и его ярость напоминала погребальный костер. Рядом с ним лежал один из старых щитов отца, первый шлем Стирбьёрна и его боевой топор. И никого не удивило, что юный великан взял боевое снаряжение отца.

– Кто пустит Рандверу кровь, если не мы? Даже Харальд знает, что это ложка меда в кислом эле, хотя продолжает страдать от ущемленной гордости и не готов признать, что Сигурд заслужил кольцо на предплечье.

– Торвард и Зигмунд хотели бы, чтобы мы выпустили Рандверу кишки, брат, – сказал Сигурд. – И конунгу Горму за его предательство.

Сорли поднял голову и впился голубыми глазами в глаза Сигурда.

– В таком случае, ты больше не будешь наблюдать за происходящим с берега, братишка. Ты займешь место в «стене щитов», и мы вместе накормим воронов.

Сигурд кивнул, чувствуя на себя взгляды всех, кто был в зале, – не просто взгляды, а ожидания; ведь он видел, как накануне погибли два его брата, и они требовали отмщения.

– Хорошо, – проговорил Улаф, который жевал свою бороду, задумчиво кивая самому себе. – Проклятый туман начинает рассеиваться.

Но, прежде чем кто-то из них успел ответить, на пороге зала появился какой-то человек. Свет падал на него со спины, и лицо оставалось в тени, но Сигурд понял, что это Солмунд – по бронзовой броши, скреплявшей плащ: два конца разломанного кольца, изображавшие корму и нос корабля.

– Улаф! Ты здесь, Улаф? – Голос капитана «Олененка» прозвучал напряженно, и Сигурд положил руку на древко копья.

– Я здесь, приятель. Что случилось? – прорычал Улаф, поднес кружку к губам и осушил ее.

– Тебе лучше пойти со мной и посмотреть самому, – ответил Солмунд, повернулся и исчез так же быстро, как появился.

Сигурд и все остальные поспешили за Улафом и вышли наружу, щурясь от яркого утреннего света, заливавшего холм и дома вокруг него и отражавшегося от ровной поверхности моря к югу и востоку.

– Люди Бифлинди, – буквально выплюнул Свейн, и Сигурд почувствовал, как внутри у него все сжимается от мысли о предстоящем насилии.

– Бьюсь об заклад, они явились, чтобы успокоить бурю, – сказал Улаф, когда они направились в сторону чужаков, которые уже разговаривали с ярлом Харальдом и Асготом.

Показательным было то, что Харальд не пригласил их в свой дом, что будет принято конунгом Гормом как оскорбление. Впрочем, время для подобных любезностей прошло.

– Эти люди принесли послание из Авальдснеса, Улаф, – сказал Харальд, не поворачиваясь к тем, кто к ним подошел. – Они говорят, что конунг потрясен жестоким испытанием, которое выпало на нашу долю вчера в проливе.

Улаф что-то пробормотал. Один из людей Горма повернулся и с уважением ему кивнул, потому что Улафа знали все.

– Сердце конунга разбито из-за гибели его подданных из Скуденесхавна и сыновей ярла Харальда, Зигмунда и Торварда, хотя он с радостью узнал, что Сорли сумел спастись, спрыгнув за борт.

– Задница Фригг! – вскричал Сорли, взглянув на Улафа, но Харальд не позволил ему продолжать, подняв вверх руку.

Он держался так, будто не получил никаких ранений накануне и не собирался показывать слабость перед людьми Бифлинди.

Возможно, посланец конунга пришел для разговора, но одет он был для сражения, в бринью и шлем, а лицо со светлой бородой раскраснелось под взглядами мужчин и женщин, и даже детей Скуденесхавна, собравшихся вокруг него и его смущенного спутника.

– Конунга удивило то, что произошло вчера, не меньше вашего, ярл Харальд, – заверил посланник, который повернулся, взглянул на Улафа, и снова на Харальда. – Двоих из его капитанов подкупил мятежник Рандвер, и мы не знали, что они атакуют ваши корабли, пока не стало слишком поздно.

– Слишком поздно? – вскричал Улаф. – Мы сражались с вонючими псами до тех пор, пока не затупились наши клинки, однако конунг все равно не пришел к нам на помощь!

– Мы обменивались стрелами с другими кораблями ярла Рандвера, – продолжал посланник, не обращая внимания на оскорбления, которые швыряли в него жители Скуденесхавна, точно камни в трясину.

Не вызывало сомнений, что его спутнику не поручали ничего говорить; он был здесь, чтобы принять на себя ярость, направленную на них, на случай, если посланник испугается и проглотит язык.