Джулиан Феллоуз - Белгравия

– Вы ей говорили про Софию?

– Это все было так давно. Какая теперь разница? Наши тревоги умерли вместе с Эдмундом. – Герцогиня умолкла, поняв, что невольно себя выдала. – А где сейчас ваша прекрасная дочь? Видите, я помню, что она была красавицей. Что с ней стало?

Анна внутренне сжалась. Этот вопрос до сих пор каждый раз вызывал у нее боль.

– Как и лорд Белласис, София умерла. – Она всегда сообщала это твердо и буднично, чтобы избежать выражения сентиментальных чувств, которое обычно вызывали ее слова. – Всего через несколько месяцев после бала.

– Значит, она так и не вышла замуж?

– Так и не вышла.

– Мне очень жаль. Представьте, я отчетливо ее помню. У вас еще есть дети?

– Да. Сын Оливер, но… – Теперь настала очередь Анны себя выдать.

– Но София была вашим любимым ребенком.

Анна вздохнула. Сколько бы ни прошло лет, легче не становилось.

– Знаю, полагается верить в эту выдумку, что мы всех своих детей любим одинаково, но у меня, например, не получается.

– А я даже и не пытаюсь, – усмехнулась герцогиня. – Я очень люблю одних своих отпрысков, с остальными нахожусь в неплохих отношениях, но двоих категорически недолюбливаю.

– А сколько всего у вас детей?

– Четырнадцать.

– Боже милостивый! – улыбнулась Анна. – Значит, титулу Ричмондов ничего не грозит.

Старая герцогиня снова рассмеялась. И пожала собеседнице руку. Удивительно, но Анна не чувствовала обиды. Каждая из них играла в той давней истории отведенную ей роль.

– Я помню некоторых ваших дочерей, что были в тот вечер на балу. Одна, кажется, весьма нравилась герцогу Веллингтону.

– И до сих пор нравится. Джорджиана. Сейчас она леди де Рос, но если бы Веллингтон тогда не был женат, он имел бы неплохие шансы. Но, пожалуй, надо идти. Я пробыла здесь уже слишком долго, и мне придется за это поплатиться. – Герцогиня не без усилия поднялась, тяжело опираясь на палку. – Очень приятно было с вами поговорить, миссис Тренчард. Славное воспоминание о более радостных временах. Видимо, в этом и состоит преимущество чаепития не за столом: можно уходить, когда захочешь. – Но прежде чем уйти, пожилой леди захотелось добавить еще кое-что: – Желаю всего наилучшего вам и вашей семье, моя дорогая. Как бы прежде мы ни относились друг к другу.

– Могу в ответ повторить то же самое, герцогиня.

Анна встала и проводила глазами престарелую даму, осторожно двигавшуюся к двери, а потом огляделась. Миссис Тренчард узнала еще кое-кого из присутствующих женщин, и некоторые в знак вежливости кивнули ей издали, но она прекрасно понимала, где заканчивается их интерес к ней, и не воспользовалась проявленным вниманием как поводом завести беседу. Она лишь улыбнулась в ответ, но предпочла не присоединяться к их обществу. Большая гостиная переходила в комнату поменьше, обитую светло-серым дамастом, а дальше начиналась картинная галерея или, вернее, комната, где выставлялись картины. Анна медленно брела вдоль выставки, восхищаясь работами. Над мраморным камином висело превосходное полотно Тёрнера. Она уже прикидывала, сколько еще времени ей необходимо здесь оставаться, когда внезапно вздрогнула, услышав за спиной чей-то голос:

– Как долго вы беседовали с моей сестрой!

Анна обернулась и увидела ту самую женщину, которую показывала ей герцогиня Ричмонд, мать покойного лорда Белласиса. Представляла ли Анна себе когда-нибудь эту встречу? Возможно. Графиня Брокенхёрст держала в руках чашечку чая на блюдце с тем же рисунком.

– И кажется, я догадываюсь о чем. Наша хозяйка сказала мне, что вы тоже были на том знаменитом балу.

– Совершенно верно, леди Брокенхёрст.

– Значит, у вас есть передо мной преимущество. – Леди Брокенхёрст прошла к пустым стульям, стоявшим у большого окна, которое выходило на тенистый сад на Белгрейв-сквер. Там, на центральной площадке, няня чинно играла со своими подопечными. – Не будете ли вы столь любезны назвать мне свое имя, ибо здесь некому нас представить.

– Я миссис Тренчард. Миссис Джеймс Тренчард.

Графиня глянула на нее с удивлением:

– Значит, я оказалась права. Это и впрямь вы.

– Очень лестно, что вы слышали обо мне.

– Разумеется, слышала. – По тону графини было не понять, хорошо это или плохо.

Подошел лакей с блюдом, полным крохотных сэндвичей с яйцом.

– Такие вкусные, что не устоять, – сказала леди Брокенхёрст, взяв три сэндвича и тарелочку под них. – Странно есть в эту пору, вы не находите? Мне кажется, когда наступит время ужина, мы все равно проголодаемся.

Анна улыбнулась, но ничего не сказала. У нее возникло ощущение, что ей хотят задать какой-то вопрос, и она не ошиблась.

– Расскажите мне о том бале.

– Вы ведь наверняка немало говорили о нем с герцогиней?

Но сбить леди Брокенхёрст с избранного пути было невозможно.

– Почему вы тогда оказались в Брюсселе? Как познакомились с моей сестрой и ее мужем?

– А мы и не знакомились. Все произошло иначе. Мистер Тренчард был интендантом герцога Веллингтона. По долгу службы мой муж немного знал герцога Ричмонда, руководившего тогда обороной Брюсселя, только и всего.

– Простите меня, моя дорогая, но это не вполне объясняет ваше присутствие на приеме у его жены.

Графиня Брокенхёрст определенно была весьма миловидна; седые волосы еще сохраняли светлый оттенок, а очерченные морщинами губы оставались гладкими. Живое лицо с правильными мелкими чертами; рот, изогнутый, как лук Амура, и резкая, отрывистая манера говорить: наверняка в юности голос ее звучал очень соблазнительно. Графиня чем-то походила на сестру, отличалась тем же властным видом, но в глубине ее серо-голубых глаз затаилось горе, отчего она, с одной стороны, больше герцогини Ричмонд располагала собеседника к себе, однако вместе с тем также казалась несколько отстраненной. Анна, разумеется, знала причину ее скорби, но по вполне понятным причинам не хотела об этом заговаривать.

– Любопытно. Сколько я слышала, вас всегда называли «главный поставщик продовольствия герцога Веллингтона и его супруга». Увидев вас здесь, я решила, что меня ввели в заблуждение и обстоятельства вашей жизни отнюдь не таковы, как мне описывали.

Замечание было невежливым и даже оскорбительным, и Анна прекрасно понимала, что ей стоит обидеться. На ее месте любой бы обиделся. Но, если разобраться, разве леди Брокенхёрст не права?

– Нет, графиня. Все это сущая правда. Понимаю, странно, что мы оказались в числе гостей на том памятном вечере в тысяча восемьсот пятнадцатом году, но с тех пор наша жизнь переменилась. После окончания войны дела у мистера Тренчарда пошли в гору.

– Не сомневаюсь. Он так и продолжает снабжать своих клиентов продовольствием? Должно быть, ваш супруг в этом поднаторел.