Чарльз Мартин - Ловец огней на звездном поле

– Я не помню. Возможно, мне тогда нездоровилось…

– Из-за этого ты пьешь все эти таблетки? Из-за своего «нездоровья»? – задал я вопрос, который уже давно вертелся у меня на языке.

Томми пожала плечами. По-видимому, правда давалась ей нелегко.

– Сначала ты колешь не те наркотики и спишь не с теми людьми, а потом – вот это… – Она похлопала себя по карману, где лежала серебристая коробочка. – Это становится частью твоей жизни.

– Не хочешь рассказать поподробнее?

– Ты за этим меня сюда привез? Поговорить?

– Вроде того.

Она улыбнулась и попыталась разрядить обстановку:

– Давненько я не была с парнем, который хочет просто поговорить.

Томми легла на бревно, так что ноги оказались по обеим сторонам ствола, и продолжала, обращаясь к облакам в небе:

– Я сыграла несколько проходных ролей в кино, пару раз снялась в рекламе, пару раз появилась в мыльных операх для домохозяек… Ну а потом мне подвернулась эта… возможность. Тогда мне казалось – большого вреда от этого не будет. Мне казалось, что это просто черный ход, через который можно попасть в большое кино. Только потом я поняла, что на самом деле это была дорога в никуда.

Я затоптал почти прогоревший костер.

– Однажды вечером, года три назад, я ужинал в ресторане Пита… ну, в том, который на берегу, ты знаешь. Туда зашел один парень с приятелями – я его помню, он учился с нами в одной школе, только имя его забыл. Они сидели совсем рядом, за соседним столиком. Сначала они над чем-то смеялись, потом этот парень достал из сумки DVD-диск, вставил в ноутбук и развернул его так, чтобы его друзьям было видно экран. И чтобы мне было видно тоже… Сначала пошли титры, и я заметил твое имя, а потом на экране появился песчаный тропический пляж, по которому шел какой-то мужик в костюме Адама. Я знал, чтó будет дальше, но мне не хотелось этого видеть, не хотелось даже думать об этом, поэтому я просто оставил на столе деньги и ушел.

Томми сбросила шлепанцы и зарылась пальцами ног в рыхлую землю под бревнами.

– Дядя Уилли говорил тебе, что собирается ехать за мной?

Я покачал головой:

– Нет. Я узнал только сегодня утром – тетя Лорна сказала.

Томми села.

– Я должна кое-что тебе сказать.

Мне не хотелось слышать то, чтó она собиралась мне сообщить, поэтому я снова покачал головой.

– Мне вовсе не обязательно знать подробности.

– Позволь уж мне решать. И потом, я тебя знаю – ты ведь неплохой человек, так что…

– Иногда я могу и солгать.

– Это мне тоже известно. – Она встала и, подойдя ко мне, села рядом и, прижавшись, положила голову мне на плечо. – Я читала в Интернете все твои статьи… и это были хорошие статьи. Просто удивительно, как тебе до сих пор не предложили перейти в газету посолиднее.

– Мне предлагали.

Она кивнула.

– Дядя Уилли говорил мне в самолете. Он сказал – ты никуда не перейдешь, пока не доведешь дело до конца… пока не скажешь свое последнее слово.

Я кивнул. От потушенного костра поднялась тонкая струйка дыма и попала мне в глаз. Я моргнул.

– Ты по-прежнему не можешь успокоиться?

Я покачал головой:

– Нет.

– Не можешь или не хочешь? – настаивала она.

– Я должен. Хотя бы ради дяди Уилли.

Томми снова склонила голову мне на плечо и закрыла глаза.

– Ну а если то, что ты так хочешь узнать, тебе не понравится?

– По крайней мере, я буду знать правду.

– Иногда правда может убить.

После этого мы долго молчали, наконец я спросил:

– Так что ты хотела мне сказать?

– Это может подождать, – ответила Томми, не открывая глаз. Завозившись на бревне, она положила голову мне на колени, а я обнял ее за плечи, снял резинку, удерживавшую «конский хвост», и провел рукой по ее чуть влажным после душа волосам.

Вы когда-нибудь видели в цирке, как несколько безумцев носятся на мотоциклах внутри стального решетчатого шара? Обычно их бывает не меньше восьми, и каждую секунду они могут убить или покалечить друг друга.

Примерно то же самое творилось сейчас и у меня в голове.

Томми неожиданно села.

– Мне нужно кое-что сделать, – промолвила она и взяла меня за руку. – Поможешь?

– Нужно ?

– Очень. И я хочу это сделать. – Свободной рукой она провела по костяшкам моих пальцев. Здесь, среди деревьев, ее глаза снова стали похожи на изумруды, и в их глубине, под туманом прошлого, сиял огонек, который напомнил мне прежнюю Томми.

– Ты поэтому вернулась?

Прошла, наверное, целая минута, прежде чем она ответила:

– В том числе…

Дядя стал кузнецом не по своей воле. Когда после тюрьмы он вернулся домой с Лорной, выбор у него был очень и очень ограниченным. Для большинства жителей Брансуика дядя по-прежнему был персоной нон-грата, поэтому он выбрал занятие, которое позволяло ему не только зарабатывать на жизнь, но и проводить как можно больше времени за пределами округа Глинн.

Тиллман Эллсуорт Макфарленд всегда подковывал своих лошадей сам. Это была нелегкая работа, но она научила его угадывать характер и особенности каждой. Дядя говорил, что помнит, как его отец зажимал ногу лошади между коленями и принимался расчищать стрелку или удалять гвозди. Прежде чем надеть на копыто новую подкову, Эллсуорт непременно подносил старую подкову к свету и внимательно рассматривал, пытаясь определить, была ли она удобной и в каких местах металл больше всего стерся. «Лошади умеют говорить, – любил повторять он. – И состояние старых подков – это громкий крик, который не услышит только слепой».

Дядя запомнил эти слова и, как мне кажется, довольно скоро научился «читать» не одних только лошадей.

Примерно в то же время, когда я это понял, меня заинтересовал контраст между дядей и его старшим братом Джеком. Помню, была середина лета. Стояла адская жара, и в миле над нашими головами описывали неспешные круги пять или шесть канюков, ловивших широкими крыльями потоки нагретого воздуха. Мы с Томми качались на качелях, которые были сделаны из подвешенной на веревках старой покрышки, а наши щеки были липкими от дынного сока. Стараясь раскачаться посильнее, мы тем не менее внимательно следили за тем, не подбирается ли к нам любимый дядин индюк Боб – существо абсолютно сумасшедшее и агрессивное.

Сам дядя только что приехал, расцеловал Лорну и нас (как и всегда после полного рабочего дня от него приятно пахло лошадьми, землей и честным трудовым потом) и как раз укладывал в прицеп инструменты, готовясь к завтрашней поездке на какую-то отдаленную ферму, когда на подъездной дорожке рядом с «Салли» припарковался дядя Джек. В те времена он разъезжал на новеньком темно-синем «Кадиллаке Эскалейд», носил шелковый костюм в тонкую полоску, брюки с отворотами, итальянские кожаные туфли и галстук от Армани. Манжеты его французской сорочки скрепляли золотые запонки. Два брата, городской герой и городской изгой – они были похожи друг на друга меньше, чем день и ночь.