Аманда Проуз - День красных маков

– Чем я могу вам помочь, мистер Термит?

Чем он может помочь? Мартину захотелось перегнуться через стол, сжать сержанта в объятиях и закричать: «Вытащите меня из этого дерьма! Устройте куда-нибудь поприличнее! Сделайте меня самым лучшим, чтобы мы с Поппи могли гордиться своей жизнью, чтобы у меня был свой крючок в автомастерской и солидол под ногтями, дайте мне выучиться на механика, дайте мне доказать, что я не такое уж ничтожество!»

К счастью для обоих, ничего этого Мартин делать не стал. Вместо этого, переплетя пальцы, положил руки на колено – возможно, чтобы они перестали дрожать, но вместе с тем бессознательно пытаясь придать значительности всему разговору. И раньше, чем начать колебаться, раздумывать или вообще уйти прочь, посмотрел сержанту Киту Эдвардсу прямо в глаза.

– Я подумываю стать солдатом. – Голос прозвучал увереннее, чем Мартин себя чувствовал.

Сержант не смеялся. Он тихо кивнул, словно услышал правильный ответ, тот, которого ждал. Ему попадались тысячи отчаявшихся ребят, не знавших, куда идти, какой путь выбрать. Ребят, которые хотели от жизни больше, чем она могла им дать; ребят, осознавших цену образования, лишь когда школьные ворота захлопнулись перед ними навсегда. Он искал в точности такого парня, как Мартин, которому нужна была возможность начать с нуля, которому стоило дать шанс. Всё произошло оперативно и без проблем, словно выдача нового паспорта или регистрация смерти.

Мартин не сказал Поппи, куда отправляется и что собирается сделать. Он хотел показать ей – он может проявить инициативу, сам найти выход из паршивой ситуации и повернуть её по-другому. Когда он вышел из дома в костюме, Поппи поняла – впереди у Мартина что-то важное, может быть, собеседование. Как мудрый родитель, позволяющий ребёнку маленькие секреты, она не стала портить сюрприз, раньше времени раскрывать интригу.

Когда же Мартин вернулся домой и рассказал, куда ходил и что сделал, Поппи сначала не поверила. Снова и снова она повторяла, как сломанный робот: «Что? Что ты сделал? Зачем? Зачем, Март?» Улыбка на её лице сникла; Поппи обвила себя руками. Мартин подробно, искренне отвечал на её вопросы, но она продолжала повторять: «Что ты сделал?» и следом: «Зачем?», будто он говорил на чужом языке.

Мартин не смог скрыть разочарования и замешательства. Он-то ожидал, что Поппи обрадуется не меньше него и тоже увидит в случившемся ответ на их мольбы, а не начало кошмара.

Но с той самой минуты, как Мартин, взволнованный, сияющий, вошёл в дверь, в голове у Поппи крутилось лишь одно слово – разлука. Очевидная, немедленная. Они будут оторваны друг от друга, порознь, сами по себе.

Волна горечи накрыла Поппи с головой. Она не могла поверить – неужели он ничего не понимает? Почему до него не доходит, что всё это значит? Поппи закусила губу, чтобы не назвать его никчёмным болваном и тем самым не напомнить ему об отце. И потом, эти слова были несправедливы.

Мартин оцепенел. Неужели она совсем его не понимает, не возьмёт в толк, почему он это сделал, не видит, что это ради лучшей жизни? Он сжал её руки.

– Я хочу, чтобы ты мной гордилась…

Про себя он добавил: «Чтобы ты не предпочла мне кого получше, чтобы не оставила меня. Я хочу такую работу, которая позволила бы мне обеспечить нашу семью. Я не могу больше мести полы, Поппи, это меня убивает».

Эти слова, конечно, объяснили бы ей всё, но Мартину нелегко было их произнести. Они были не набором звуков, а признанием своих неудач, сказать их – значило расписаться в собственной неблагонадёжности.

– Но, Март, ведь я и так тобой горжусь!

Он знал – это правда; ему стало грустно. Он почувствовал себя виноватым.

Поппи покачала головой.

– Что теперь будет, Март, что ты с нами сделал?

Они стояли друг напротив друга, словно актёры в низкопробной драме, играющие незнакомцев. Это было неловко, нелепо; глупо было чувствовать себя так рядом с супругом, родственной душой. Чуть слышный голос шептал Мартину на ухо: «Да уж, молодец, Март, ну и бардак ты устроил. А ведь всё шло по-человечески».

Мартин мечтал купить дом с садом, освоить специальность, получать хорошую зарплату. Собираясь выучиться наиболее востребованной профессии, он раздумывал, стать ему сантехником или же механиком. Но ход его мыслей был неправильным. Скоропалительное решение оставило ему мало времени на размышления. Теперь он стал пехотинцем; зарплата была крошечной, даже меньше, чем он получал в автомастерской. Ему сказали, что обучать ремеслу начнут попозже, и он надеялся, что на этот раз не обманут. Но солдатам не предоставлялось ни домов, ни квартир, во всяком случае, в ближайших окрестностях, а переезд был немыслим для Поппи. В отличие от других боевых подруг, она не смогла бы жить в бараке, в районе, где проходит обучение её муж, тогда как сама она нужна в другом месте. Они застряли в своей муниципальной квартирке, пусть даже армия и выплачивала какую-то ренту.

Мартин привык, что с ним обращаются как с грязью, он вырос в таких условиях, но сейчас никак не ожидал такого отношения. Ведь он стал взрослым, женатым, защищал королеву и страну… Он отвык от всего этого дерьма, но быстро привык к нему снова.

Военная подготовка была скучной, однообразной и выматывающей, призванной подавить, если не сломать, волю, доказать Мартину, что самое главное – подчиняться приказам. Он быстро усвоил этот урок, выполнял всё как положено, в буквальном смысле научившись низко склонять голову. Истинную цену всех указаний он осознал только в бою. Кто последним подчинялся, последним реагировал на приказ, ставил под сомнение важность задания, тот подводил не только себя, но и всю команду.

Мартин не стремился показаться самым остроумным, самым скандально известным, не считал нужным переходить границы дозволенного, хотя бок о бок служил с людьми, предпочитавшими вести себя вышеупомянутым образом.

Его задача была другой. Он не искал друзей, поскольку не нуждался в них. Многим одиночкам и чудакам армия заменяла семью, но для него семьёй была Поппи. Единственное, что его интересовало, – где пригодятся полученные навыки, что они дадут. При этой мысли Мартин грустно улыбнулся. Вот что они ему дали, вот где он оказался. Это уж слишком для любой теории.

Назначили дату отправки Мартина в Афганистан. Пока он проходил военную подготовку, они с Поппи ещё воспринимали её как злокачественную опухоль, которую чувствуют, но не говорят о ней, втайне надеясь, что рассосётся. Но этот день наступил раньше, чем они ожидали; удар был таким сильным, что оба не могли дышать. В каждой фразе бурлил невысказанный гнев, и любое слово, любое действие давалось с трудом. В последние несколько недель между ними установилась неловкая формальность: оба так старались уйти от темы, что она стала чем-то вроде плотины, останавливающей свободный поток слов.