Аманда Проуз - День красных маков

– Слушай сюда, салага. Когда увидишь, что видел он, и сделаешь, что сделал он, тогда и будешь делать замечания, а пока захлопнись!

Толпа держалась твёрдо – глаза расширены от адреналина, руки напряжены, челюсти стиснуты; они раскачивались на каблуках, готовые к действию. Людей, принявших такую позу, легко встретить в предрассветный час на любой стоянке такси любого английского города. То было затишье перед началом светопреставления. Из-под одежды показались автоматы, и толпа местных жителей стала отрядом солдат, жаждущих боя, – это желание горело в их бесстрашных глазах. Мартин учуял исходивший от них острый запах пота. Непредсказуемые, они были совсем близко.

– Вот дерьмо.

Это было последнее, что он услышал от Аарона. Сборище вокруг машин рвалось вперёд, крича всё громче, кто-то даже визжал, и среди шума и давки невозможно было разобрать происходящее. Внезапно послышалась пальба – стрельба повстанцев очередью, прицельные выстрелы союзников. Воздух наполнился оглушительным треском. Мартин не мог понять, кто стреляет. Хотелось бы сказать: каждый боец знал, что делает; это успокоило бы их родственников, свято верящих, что тренировка и способность сражаться пригодились солдатам в нужную минуту, помогли им спастись. Хотелось бы так сказать, но это было бы неправдой. Никакая тренировка, никакое учебное пособие не готовили Мартина к этому безумию. В фильмах каждый герой с заданной точностью оказывается на своём месте; в жизни всё вышло совсем по-другому. Пугаясь, Мартин чувствовал, как сжимается до размеров себя шестилетнего; сейчас был как раз такой случай. Каска показалась ему слишком большой, ремень под подбородком болтался, форма висела. Множество ног и несколько машин поднимали повсюду клубы пыли. Солдаты потеряли ориентацию среди всей этой потасовки и не знали, куда им двигаться. У Мартина не было времени стрелять, он был не в силах ничего сообразить. Лица повстанцев были перекошены от ненависти, губы искривлены, зубы оскалены. Каждый мог бы играть в фильме главного злодея. Мартин посмотрел направо: в десяти метрах от него двое бородатых мужчин держали руки Аарона, безвольно повисшие за спиной. Один из державших был высокого роста, другой – маленького; Мартин без труда провёл параллель. Аарон был тих. «Сюда!» – закричал Мартин своему приятелю Джонси, стоявшему справа от него, метрах в шести. Голос дрожал. Мартин был отделён от толпы; чутьё подсказывало, что его схватят следующим. Спазмы сжимали кишечник; Мартин изо всех сил старался их контролировать. Снова раздались крики, на этот раз – испуганные, как на английском, так и на пушту. Некоторые старались перекричать остальных, по всей видимости, отдавая приказы. Но все слова тонули в шуме. Вновь послышалась стрельба. Невидимый кулак ударил Мартина в живот, и он задохнулся от боли. Мартин пытался задержать дыхание, пытался говорить; он хотел рассказать обладателю невидимого кулака о своей боли. Забыв о том, что он одет в солдатскую форму, Мартин верил – его бьют по ошибке. Почему кто-то хочет причинить ему боль? При чём тут вообще он? Мартин понимал бы, что значит его униформа, сохрани он хоть немного здравого смысла. Он упал на колени; глаза были мокрыми, в голове боролись ужас и боль. Понемногу начало возвращаться дыхание. Чьи-то руки рванули ремень под подбородком, каска упала на землю. Ему что-то положили на макушку, а кулаки связали за спиной пластиковой стяжкой. За секунду до того, как ему накинули на голову мешок и тоже затянули лентой из пластика, Мартин посмотрел вверх и увидел Аарона. Всё вокруг было как в тумане, и только фигура друга – чёткой и ясной. Мартин попытался позвать его, но слов не было. Аарон тоже стоял на коленях, и низкорослый держал его за руки. Мартин подумал о сыне Аарона, Джоэле, и его рисунке, который пришёл с письмом всего несколько часов назад. И пока он вспоминал о ребёнке, другой, высокий, тот, что держал Аарона за волосы, вынул нож и перерезал другу горло…

Рассудок Мартина отказывался верить в увиденное. Неужели только что убили его друга, убили просто так, без церемоний, не раздумывая? До слуха донеслись сердитые приказы на чужом языке. Мартина подхватили под руки и протащили куда-то на три метра, а потом, связанного, накрытого дерюгой, швырнули к машине. Он услышал, как охнула пружина – открылась задняя дверь. Судорожно, отчаянно глотая воздух, он боялся, что его засунут в багажник. Будет ли там кислород? Сможет ли он выбраться? Автомобиль был старым; прежде чем Мартину на глаза набросили мешок, он успел многое разглядеть. Глаз механика-любителя заметил слой белой краски вокруг колёсных арок и двери. По меньшей мере, две пары рук, вцепившись в лодыжки и плечи, затолкали Мартина внутрь. Он дёргался, силясь освободиться, но что-то тяжёлое упёрлось ему в пах – должно быть, приклад пистолета. Мартин завопил, пытаясь позвать на помощь Джонси, но ткань, закрывшая голову, заглушала звуки. Подростком Мартину случалось ездить в машине отца своего приятеля, той же модели, что эта. В багажник, где сейчас лежал Мартин, вмещались три спортивные сумки. Даже скованный страхом, Мартин был возмущён таким обращением. Боль и гнев – всё смешалось в его душе. Только что он готов был заплакать – и вот уже от ярости колотил ногами в закрытое пространство. Он понял, что для своих похитителей он уже не человек. В багажник кладут не людей, а сумки с покупками после поездки в супермаркет, мусор, который везут на помойку, и спортивный инвентарь, когда мальчишки едут на игру. В темноте Мартин мало что видел. Воздух был спёртый. Жаркое дыхание сквозь маску из грубой ткани не приносило ни малейшего облегчения. Его скелет был не в силах больше ни защищать, ни поддерживать тело, и оно всецело зависело теперь от ударов тормоза; Мартин бился головой о металл, горячий, обжигающий обнажённую кожу. Мартин закрыл глаза, попеременно то ругаясь, то молясь Богу, в существовании которого всегда сомневался. «Помоги мне, Господи, помоги мне, не дай мне умереть. Да что за дерьмо творится? За что Ты со мной так?» И ещё одна фраза крутилась и крутилась в голове: «Это всё происходит на самом деле». Мысли об Аароне он гнал. Если станет оплакивать друга, не сможет составить план собственного спасения; нужно сосредоточиться и придумать, как остаться в живых. Он должен вернуться к Поппи. Любой ценой… На этой мысли Мартин потерял сознание. Безразличная к нему ржавая машина мчалась по пыльной дороге посреди такой же ржавой пустыни.

Придя в себя, Мартин обнаружил, что лежит на матрасе. Болели руки, скрученные за головой и привязанные к железному каркасу кровати. С него сняли бронежилет. При мысли о том, что теперь его взяли в плен и заперли здесь, а значит, он упустил возможность освободиться, Мартина бросило в холодный пот. Выбраться из этого заточения было куда труднее. Ломило мышцы рук и спины. С острым чувством стыда Мартин осознал, что обмочился. Несмотря на жару в комнате, его трясло. Он понял, что дрожит не от холода, а от страха, и не в силах справиться с этой дрожью. Больше всего сейчас нужна была вода. Слюна стала густой, разбухший язык, став больше обычного, царапал нёбо. Стенки горла болели так, словно их склеили. Видеть Мартин не мог – голова по-прежнему была накрыта тканью. Он определил, что это мешковина. Во рту был вкус крови; Мартин не знал, куда и как его ранило. Широко раскрыв рот, он почувствовал непривычное натяжение кожи и острую боль свежей раны. Он вспомнил, как его лицо тёрлось о край багажника; резиновая прокладка давно уже отжила своё. Воображение нарисовало глубокий разрез ото рта до щеки. Пластиковый хомут, стягивавший руки, впился в кожу; мучительно хотелось растереть больные места. Вертя головой из стороны в сторону, Мартин на слух пытался определить, где находится. Комната была достаточных размеров, чтобы разместить, по меньшей мере, двуспальную кровать; было жарко, и ни один звук не нарушал тишины. Мартин знал наверняка лишь эти три факта. Ошеломлённый, беспокойный, он довольно долго ни о чём не мог думать. Сознание прыгало с одного на другое. Он лежал тихо, но в мыслях поднялась паника. В голову лезли противоречащие друг другу мысли: «Кричать… дёргаться… вопить… рваться… брыкаться… лежать тихо… слушать… молиться…» Изо всех сил стараясь не обращать на них внимания, Мартин попытался лечь поудобнее. В его состоянии всё было настолько плохо, что он не знал, с чего начать. Невзирая на тишину, он чувствовал, как его бомбардирует обрывками фраз, ни один из которых не получал дальнейшего развития: «Думай как солдат. Ты в плену! Что нужно делать? Кричать во всё горло! Прыгай на кровати, постарайся и встань. Лежи тихо – будешь в безопасности, будь невидим, не нарывайся. Помощь сама придёт, что-то будет, Мартин, что-то будет. Взывай к их разуму, кричи как можно громче, сделай хоть что-нибудь, что угодно!»