Саймон Ван Бой - Все прекрасное началось потом

Для Ребекки самым важным членом блошино-рыночной общины был шарманщик с музыкальной шкатулкой на колесах из 1850-х годов. Обычно он катал свою тележку из угла в угол, останавливался и, крутанув ручку шарманки, затягивал песню. Голос у него был дряхлый, надтреснутый, как и музыка, изливавшаяся из его инструмента. Он казался Ребекке сказочным героем из других времен. В ее глазах он выглядел красавцем, хотя в его песнопениях она не понимала ни слова.

В жару в афинском метро было опасно. Старушки обмахивались свернутыми газетами. Пассажиры, прилипнув к деревянным сиденьям, глядели друг на друга, словно сотрапезники за столом в ожидании блюд, которые им никто не собирался приносить.

На завтрак она съела пару круассанов, подогретых на солнце у нее во внутреннем дворике. Потом, босая, выпила ледяного козьего молока из чашки, глядя, как машины объезжают дохлую псину.

Она вышла из метро на улицу, миновав двух чумазых подростков, которые явно приняли наркотики. В Мона-стираки яблоку негде было упасть – в основном от туристов, нахлынувших из Плаки [4] Плака – древнейший район Афин у подножия Акрополя. . Рыскали там и стайки воров-карманников – эти выискивали отбившихся от групп американских и немецких туристов.

На узких улочках Монастираки было темно и душно. Торговцы развешивали товары во всех уголках, где только можно. Небольшие проходы вели на лестницы, упиравшиеся в ниши с французской столовой посудой, фарфоровыми куклами и семейными фотографиями, а в каком-то закутке даже посверкивала серебристая фара, тайком свинченная с «Роллс-Ройса Силвер гост» [5] Модель дорогого автомобиля, выпускавшаяся с 1906 по 1927 год. , оставленного на стоянке у подножия Акрополя в 1937 году. У одного торговца имелась целая стопка фашистских касок с буквами «SS», выведенных сбоку готическим шрифтом, фашистские же серебряные значки, кружки с пулями, ножи, наручники и старые мышеловки, ржавые и сломанные.

Там же можно было приобрести и медицинские инструменты образца 1930-х годов, игральные карты из гостиниц Южной Франции, хирургические маски, венецианские маски и столовые ножи с монограммами.

Ее взгляд скользил по грудам всякой рухляди, громоздившимся на одеялах рядом с беженками – у каждой голова была покрыта платком. И все они обливались потом. А кое-где, в закутках, на газовых горелках жарилось жилистое мясо.

Вдруг в глаза ей бросилось лицо. Темноволосого, черноглазого небритого мужчины. Ребекка пригляделась получше – мужчина показался ей знакомым.

Затаив дыхание, она пригнулась пониже, силясь отыскать зазор в толпе, чтобы получше его разглядеть. Но тут какая-то женщина прикрикнула на нее по-русски, приняв ее за воровку. Ребекка выпрямилась и быстро ушла прочь.

Через час, разглядывая выставленные на продажу товары (все еще злясь на себя за давешнюю промашку), Ребекка заприметила редкую книгу в бумажной обложке.

В тот самый миг, когда она интуитивно потянулась вперед, чтобы достать книгу из-под связанных в клубок лохмотьев, в верхнюю часть ее корешка вцепилась чья-то чужая рука. Не отдернув своей руки, Ребекка подняла глаза и увидела лицо мужчины, схватившегося за книгу. На нем лежала печать строгой привлекательности, какой в свое время было помечено лицо ее деда. Черные глаза пригвоздили ее к месту. Он улыбнулся, но хватку не ослабил.

Она отпустила книгу и так и осталась стоять. Мужчина не сводил с нее глаз, продолжая держаться за книгу.

– Я же первая заметила ее, – невольно проговорила она.

– А может, я уже заплатил за нее, почем вы знаете? – бесстрастно парировал мужчина.

Ребекка попыталась заглянуть в глаза беженки, продававшей книгу, но та уже отвлеклась на другое – грозила кулаками мальчишке, который мочился на стену у нее за спиной.

Мужчина раскрыл книгу – Ребекка наблюдала за ним. То было первое издание Колетт [6] Колетт , Сидония-Габриелла (1873–1954) – французская писательница. с неразрезанными страницами. Причем вторая его половина состояла из пустых страниц. Он протянул ей книгу.

– Похоже, они забыли отпечатать другую половину, – заметила она.

Беженка потребовала за книгу несколько пенсов. Мужчина отсчитал ей десять английских фунтов.

– Лихо, – сказала Ребекка.

– Судьба, – сказал он.

И, не сговариваясь, они направились из Монастираки в сторону Древней Агоры [7] Древняя Агора – старая городская площадь в Афинах, расположенная у подножия Акрополя. , невольно соприкасаясь руками, поскольку им приходилось протискиваться сквозь толпы народа по старинным узким улочкам.

По дороге он вдруг остановился и представился как Генри, а когда Ребекка назвала свое имя, он повторил его несколько раз, словно смакуя и наслаждаясь каким-то новым вкусом.

– По этим самым улицам когда-то ходил Платон, – сказал Генри, поведав Ребекке в двух словах о роде своих занятий, а занимался он археологией, и специальностью его были человеческие останки.

– Платон жил после Сократа, но до Аристотеля? – сказала она.

– И у них у всех были большущие бороды.

– Бороды? – спросила она, улыбаясь.

– Как у Санта Клауса или французского Деда Мороза. – И что он говорил? – полюбопытствовала Ребекка. – Э, дайте-ка вспомнить… может, «Хо-хо-хо»?

Она рассмеялась.

– Я имела в виду – так о чем же писал Сократ?

– Честно признаться, не знаю, – ответил Генри.

– Нет, знаете, – сказала она.

– Ладно, он ничего не писал – только говорил.

– Как мы, – заметила она.

У ворот на Древнюю Агору лежали вповалку отощалые псы. Над головой у них кружили мухи.

– Это старая рыночная площадь, – сказал Генри. – Сюда приходил со своими учениками Зенон [8] Имеется в виду древнегреческий философ Зенон из Кити-она (ок. 355–263 до Р.Х.). .

– Ясно, – сказала Ребекка.

Она понятия не имела, кто такой Зенон, но почему-то представила себе человека в маске, с мечом и в болотных сапогах. Тут Генри остановился и обратился к развалившейся под кустом псине:

– Всякий человек обретает истинную свободу, если только отрекается от мирских страстей.

Псина села и тяжело задышала.

Ребекка улыбнулась.

– Ей бы сейчас попить.

Древняя Агора раскинулась перед ними в виде заплат, сложенных из полуразрушенного мрамора. Каждый холмик был отгорожен. Дорожки были покрыты желтой пылью. Вокруг памятников вздымалась сорная трава, скрывавшая их основание. Между ними неспешно бродили редкие туристы, не знавшие точно, стоит ли брести дальше или, может, лучше вернуться к себе в гостиницу и упасть в койку.

Тут и там на скамейках под оливковыми ветвями посиживали парочки, уделявшие больше внимания друг дружке, нежели окружавшим их развалинам.