Кен Фоллетт - Зима мира

– Да, я вспомнил, – солгал он. – Она мне говорила, что пойдет, но я забыл. Ковент-гарден, не так ли? – он затаил дыхание.

Но дворецкий ничего не заподозрил.

– Да, сэр. Насколько я помню, они пошли на «Волшебную флейту».

– Благодарю вас, – сказал Ллойд и положил трубку.

Он пошел к себе в комнату и переоделся. В Вест-Энде обычно надевали вечерний костюм, даже когда шли в кино. Но что он будет делать, когда окажется там? Денег на билет у него не было, к тому же опера скоро кончится.

Он поехал на метро. Лондонский Королевский дом оперы располагался неприлично близко к фруктовому и овощному рынку. Два этих учреждения ладили, так как часы их работы не пересекались: рынок начинал работать с трех-четырех часов утра, когда даже самые большие любители развлечений отправлялись по домам, и закрывался до начала первого спектакля.

Ллойд прошел мимо закрытых досками рыночных рядов и заглянул через стеклянные двери в ярко освещенный вестибюль Дома оперы. Там было пусто, и до него донеслись приглушенные звуки музыки Моцарта. Он зашел внутрь. Со свойственной аристократам небрежностью он спросил служащего:

– Во сколько опускается занавес?

Будь он в своем твидовом костюме – ему бы наверняка ответили, что это не его дело. Но смокинг был одеждой аристократии, и служащий ответил:

– Минут через пять, сэр.

Ллойд сдержанно кивнул. Если бы он сказал «спасибо», он бы выдал себя.

Он вышел из здания и прошелся по кварталу. Сейчас было затишье. В ресторанах заказывали кофе, в кино мелодрамы приближались к кульминации. Скоро все изменится – на улицах появятся толпы людей, зовущих такси, направляющихся в ночные клубы, целующихся, расставаясь на автобусных остановках, и спешащих на последний пригородный поезд.

Он вернулся к Дому оперы и вошел внутрь. Оркестр молчал, публика только что начала выходить из зала. Освободившись после долгого сидения в своих креслах, все оживленно беседовали, хвалили певцов, критиковали костюмеров и планировали поздний ужин.

Он увидел Дейзи почти сразу.

Она была в лавандово-лиловом платье с открытыми плечами и в маленькой накидке из меха норки цвета шампанского и выглядела восхитительно. Она вышла из зала во главе небольшой компании парней и девушек ее возраста. Ллойд огорчился, узнав в идущем рядом с ней по лестнице, застеленной красным ковром, Малыша Фицгерберта. Тот нашептывал ей что-то, и она весело смеялась. Следом за ней шла та интересная немецкая девушка, Ева Ротман, в сопровождении высокого молодого человека в парадном военном мундире.

Ева узнала Ллойда и улыбнулась. Он обратился к ней по-немецки:

– Добрый вечер, фройляйн Ротман. Надеюсь, вам понравилась опера?

– Очень понравилась, спасибо, – ответила она. – Я не заметила вас раньше в зале.

– Эй, народ, говорите по-английски! – благодушно окликнул их Малыш. Судя по голосу, он был слегка нетрезв. Он был по-своему обаятелен, этакий беспутный гуляка, похожий на мрачноватого, но симпатичного подростка или породистую собаку, получающую слишком много лакомств. У него была приятная манера общения и наверняка он мог и очаровывать, когда ему это было нужно.

– Виконт Эйбрауэн, – сказала Ева, – это – мистер Уильямс.

– Мы с ним знакомы, – сказал Малыш. – Он учится в «Эмме».

– Здравствуйте, Ллойд! – сказала Дейзи. – А мы идем в трущобы!

Ллойд уже слышал это выражение. Это означало – ходить по забегаловкам Ист-Энда и развлекаться среди рабочих такими зрелищами, как, например, собачьи бои.

– Я уверен, что Уильямс знает такие места, – сказал Малыш.

Ллойд задумался лишь на миг. Готов ли он был терпеть Малыша ради того, чтобы быть в компании с Дейзи? Конечно, готов!

– Вообще-то знаю, – сказал он. – Показать вам?

– Отлично!

К ним подошла женщина в возрасте и сказала, погрозив Малышу пальцем:

– Вы должны доставить девочек домой к полуночи. И, пожалуйста, ни секундой позже!

Ллойд догадался, что это, должно быть, мать Дейзи.

Высокий юноша в военном мундире ответил:

– На армию можно положиться, миссис Пешкова! Мы будем вовремя.

За миссис Пешковой шел граф Фицгерберт с толстой женщиной – видимо, это была его жена. Ллойд пожалел, что нельзя расспросить графа о политике правительства относительно Испании.

Снаружи их ждали два автомобиля. Граф, его жена и мать Дейзи сели в кремово-черный «Роллс-ройс» «Фантом-3». Малыш со своей компанией погрузились во второй автомобиль, синий лимузин «Даймлер Е-20» – любимая марка королевской фамилии. Вместе с Ллойдом их было семеро. Ева, похоже, была с военным, который представился Ллойду как лейтенант Джимми Мюррей. Третья девушка была его сестрой, ее звали Мэй, а еще один юноша – более худощавый и тихий вариант Малыша Фицгерберта – оказался Энди Фицгербертом.

Ллойд рассказал водителю, как ехать к «Гэйети».

Он заметил, как Джимми Мюррей невзначай обнял Еву за талию. В ответ она придвинулась к нему. Было очевидно, что он за ней ухаживает. Ллойд обрадовался за нее: она была не очень хороша собой, но умна и обаятельна. Она ему нравилась, и ему было приятно, что она нашла себе высокого военного. Но ему было интересно, как отреагирует высшее общество, если Джимми объявит, что собирается жениться на беженке из Германии, наполовину еврейке.

Ему показалось, что остальные тоже разбились на парочки: Энди – с Мэй, а Малыш – к его досаде – с Дейзи. Лишь он был один и, не желая глазеть на них, рассматривал дверцу, обшитую изнутри полированным красным деревом.

Автомобиль поднялся по Ладгейт-Хилл к собору Святого Павла.

– Теперь на Чипсайд, – сказал Ллойд водителю.

Малыш сделал большой глоток из плоской серебряной фляжки. Вытирая рот, он сказал:

– Ты хорошо знаешь местность, Уильямс.

– Я здесь живу, – ответил Ллойд. – Я родился в Ист-Энде.

– Надо же, как здорово! – сказал Малыш, и Ллойд не понял, то ли это бездумная вежливость, то ли грубая насмешка.

В «Гэйети» все места были заняты, но для готовых постоять места было предостаточно, а зрители все время ходили туда-сюда, приветствовали друзей, заходили в бар. Все были разодеты – женщины в ярких, красочных нарядах, мужчины – в лучших костюмах. В зале было жарко и накурено, сильно пахло пролитым пивом. Ллойд нашел для своей компании место в конце зала. По их одежде можно было понять, что эти посетители – из Вест-Энда, но они были не одни такие: мюзик-холлы пользовались популярностью у всех классов.

На сцене актриса средних лет в красном платье и белокуром парике выступала с избитыми двусмысленностями.

– А я ему говорю: «Я вас в свой проход не пущу!» – Слушатели покатились со смеху. – А он мне говорит: «Мне и отсюда видно, детка». А я ему: «Не суйте свой нос куда не следует!» – она изобразила возмущение. – А он мне: «Да, похоже, прочистить бы не помешало». Можете себе представить?