Хелен Брайан - Долина надежды

И лорд Графтон превратился для нее в помеху на этом пути. Увы, он не отличался особой религиозностью, причем даже не в том, что касалось церкви. Он являлся убежденным сторонником Джона Локка и придерживался огорчительно широких взглядов; собственно говоря, она даже подозревала, что он был презренной личностью, то есть вольнодумцем. Он полагал, что противники официальной церкви, квакеры, католики и даже язычники-евреи и индусы должны иметь право невозбранно практиковать свою веру. Он не соблюдал священный день отдохновения, читал все, что ему вздумается, вместо того чтобы ограничиться штудированием Библии или проповедей, и преспокойно отправлялся в путешествие, наносил визиты или работал с официальными бумагами. Все это было ненавистно леди Бернхэм, но самое страшное заключалось в том, что лорд Графтон наотрез отказывался нанять духовного наставника для дочери, невзирая на то что леди Бернхэм рекомендовала ему на это место некоторых выдающихся богословов. Как следствие, она сочла, что должна взять религиозное и нравственное наставление Софии в собственные руки.

Что до самой Софии, то она вернулась в Лондон, даже не подозревая о том, что ждет ее впереди. Поначалу девочка не поверила своим ушам, а потом пришла в ярость, узнав о переменах в собственном положении. Вместо того чтобы проказничать и предаваться шумным забавам во дворцах и чужеземных дворах Европы, где ее баловали и обожали, ей предстояло заточение в детской и классной комнатах их лондонского особняка. Ее ждали ранние ужины, строгий распорядок отхода ко сну и полный набор уроков. А выходы в город должны были ограничиться прогулками в парке – пешком или в экипаже, но с обязательным сопровождением дуэньи – и посещениями церкви.

– Я должна буду сидеть дома ? Нет! Ни за что! – пронзительно завизжала она, с негодованием узнав, что более не будет сопровождать отца в его зарубежных поездках. Она с первого взгляда возненавидела остроглазую гувернантку, нанятую по рекомендации ее крестной матери, за которой сама леди Бернхэм вознамерилась надзирать во время регулярных визитов в особняк.

Недостаточное духовное наставление леди Бернхэм решила компенсировать тем, что обязала Софию по воскресеньям дважды сопровождать ее в церковь, дабы петь псалмы и читать Библию с евангелистами, беседовать с евангелистом-миссионером и принимать участие во встречах аболиционистских обществ, равно как и наносить визиты вместе с нею в Воспитательный дом, патронессой которого некогда была Кэтрин.

– Нет! Нет, нет, нет и нет! – зашлась криком София, пока не охрипла. Но в кои-то веки никто не обратил на нее внимания.

Леди Бернхэм, гувернантка и учителя требовали, чтобы София вставала рано, одевалась аккуратно и присутствовала на молитве – в этом вопросе лорд Графтон вынужден был уступить настойчивости леди Бернхэм, – после чего начинались занятия в классной комнате, за которыми следовали уроки музыки, вышивания гладью, рисования и, по особому настоянию, послеобеденные упражнения с экономкой Графтонов. К вящему негодованию своего превосходного повара-француза, лорд Графтон вынужден был доставить в Лондон деревенскую экономку, миссис Беттс, ради одной-единственной цели – наставления Софии в старомодных методах ведения домашнего хозяйства, коими молодые девицы благородного происхождения, даже состоятельные, должны были сполна владеть во времена леди Бернхэм, включая стряпню, лучшие способы избавления гобеленов от моли, уход за больными и разведение домашней птицы. Все это представлялось Софии настолько ненужным, что она даже и не подумала протестовать. У Графтонов имелась в наличии целая армия слуг, так что едва ли ей придется когда-либо хотя бы пошевелить пальцем. Даже лорд Графтон позволил себе усомниться в целесообразности этой программы, но леди Бернхэм ничего не пожелала слушать, заявив, что подобные знания пригодятся любой женщине, сколь бы высокое положение в обществе та ни занимала. Это был обычай, освященный веками, и пренебрегать им не следовало.

София взбунтовалась. Она стала невыносимо груба с окружающими. Она швырялась чернильницами в учителей, когда они позволяли себе бранить ее, показывала язык миссис Беттс, а леди Бернхэм называла за спиной «старой сплетницей». Входя в церковь, она шумно шаркала ногами, отказывалась петь псалмы, ерзала и корчила рожи во время проповеди, пиная скамью перед собой. Ее отцу пришлось вдвое повысить жалованье учителям, чтобы те не потребовали расчета, назначить миссис Беттс внушительный гонорар и регулярно умиротворять леди Бернхэм, напоминая об их долге перед Кэтрин.

Флегматичная гувернантка сохраняла завидную невозмутимость соляного столба, что бы ни вытворяла София, да и миссис Беттс держалась вполне достойно, а вот леди Бернхэм, которой уже перевалило за шестой десяток, находила столкновения и препирательства со своей крестной дочерью чрезвычайно утомительными. К тому времени как Софии исполнилось двенадцать, учителя уже сменились несколько раз. Во время расставания они уверяли лорда Графтона, что София, пребывая в благожелательном расположении духа, отличалась острым умом, но поскольку такое случалось довольно редко, то и успехов в учебе она добилась незначительных. Поведение ее было поистине ужасающим, чтобы его можно было безропотно сносить в течение сколько-нибудь продолжительного времени.

Лорд Графтон не знал, что и думать. Не могла же София окончательно отбиться от рук?

Кризис наступил, когда Софии вот-вот должно было исполниться тринадцать. Лорд Графтон вернулся домой после очередной утомительной миссии, в ходе которой король, австрийцы и поляки выдвинули прямо противоположные требования, разрешить которые ко всеобщему удовлетворению оказалось невозможным. Чувствуя себя окончательно разбитым после нелегкой переправы через бурный Ла-Манш, промокший и замерзший под дождем, который поливал карету всю дорогу от Грейвсенда, он прибыл домой, мечтая лишь о сытном ужине перед камином в собственной библиотеке, бутылке кларета и хорошей книге. Но вместо этого его встретил грандиозный скандал. Миссис Беттс, не отличавшаяся долготерпением, потребовала немедленной встречи с ним и заявила, что не может и далее выносить грубость мисс Софии и предупреждает его о скором увольнении, разве что он сам пожелает безотлагательно отправить ее обратно в Сассекс. Последняя по счету группа учителей просочилась вслед за нею в библиотеку и уведомила его, что все они, до последнего человека, покидают его дом в конце оговоренного срока. Кроме того, его ожидала раздраженная записка от леди Бернхэм, в которой та извещала его, что более не в состоянии тащить упиравшуюся Софию вместе с собой в церковь и потому просит извинить ее за то, что некоторое время она предпочтет и вовсе не видеться со своей крестницей.