Хелен Брайан - Долина надежды

– Уборная? – шепотом поинтересовалась Молли, плотнее запахивая на груди шаль. Она была уже на четвертом месяце беременности, и потому уборная нужна была ей постоянно.

– Вон там! – отозвался матрос и ткнул пальцем в дырявый парус, отгораживающий дыру, в которую было видно плещущееся внизу море. На палубе раздались крики и послышался топот ног.

– Отдать швартовы!

Люди, набившиеся в трюм, обменялись встревоженными взглядами, но теперь уже было слишком поздно идти на попятную, даже если кто-либо и передумал.

– Есть! – Над их головами с грохотом захлопнулся люк.

– Мы уже плывем? – спросил Тоби, глаза которого расширились от испуга. – А когда мы доберемся до Вирджинии? Мы увидим индейцев?

– Я хочу есть, – захныкал Джек.

– Ш-ш, тише, – сказала Молли, обнимая сына за худенькие плечи.

Вновь появился матрос и, раздав всем по куску черствого хлеба, показал на бочонок с водой и черпак, после чего вновь исчез в люке. Драмхеллеры прижались друг к другу на своих узеньких койках, пытаясь прожевать жесткие галеты.

– Что ж… – Руфус и Молли обменялись тревожными взглядами, когда корабль стал мягко раскачиваться с борта на борт. Младенец захныкал, и Молли поднесла его к груди. Тоби и Джек улеглись головами ей на колени.

– Хорошо, что нас не повесили, – сонно пробормотал Тоби.

Джек не сказал ничего. Он сунул грязный палец в рот, и челюсть его ритмично задвигалась, когда он принялся сосать его. Молли погладила сына по голове.

– Все будет хорошо, Молл, – прошептал Руфус. – Семь лет, мы их отработаем, а потом начнем новую жизнь. Говорят, там есть ничейные земли, которые можно взять себе. Я построю дом, крепкий и надежный. У нас снова будет своя ферма, обещаю тебе, и мы заведем корову или даже две, как раньше. Будешь снова сбивать собственное масло. Посадим сад, разобьем огород, и ты опять заведешь птицу. Даже гусей, хоть они и крикливые твари. Гусь на Рождество – совсем недурно, а? Мальчики поправятся, может, и ты растолстеешь, Молл, а то ты у меня такая худышка…

– Я никогда не стану толстухой, Руфус!

Руфус рассмеялся.

– Обязательно, особенно когда понесешь снова. У нас будет еще одна дочь или даже две. Увидишь, Вирджиния не так плоха, как говорят.

– Ха! – хрипло рявкнул мужчина с соседней койки. – Кто говорит, что Вирджиния не так уж и плоха? Насколько я слышал, там приходится выбирать между дикими зверями размером с большой дом и кровожадными краснокожими, которые запросто перережут тебе глотку, сдерут с головы скальп и сожрут мозги. А те, кто покупает белых людей как рабов, морят тебя голодом и избивают, а потом заставляют работать на износ до тех пор, пока ты не уползаешь в какую-нибудь нору, чтобы сдохнуть, как собака, причем задолго до того, как истекут твои семь лет по приговору.

Молли перестала его слушать и положила голову на плечо мужа, провалившись в беспокойный сон. Когда она очнулась, корабль швыряло на волнах, как спичку, кого-то уже рвало, а дети плакали. Она крепче прижала к себе мальчишек, которые еще спали, и попыталась удержать подступавшую к горлу тошноту. Где-то рядом начала молиться женщина.

В этом полутемном, битком набитом людьми трюме, который превратился в настоящий ад, каждый новый день был похож на предыдущий. Потеряв всякий счет времени, они чувствовали, как корабль то поднимался вверх, то проваливался вниз, вверх и вниз. От постоянной качки у многих началась морская болезнь, и в душном трюме стоял нестерпимый запах рвоты. Матросы сбрасывали вниз сухие галеты и холодную гороховую кашу, которую многие просто не могли есть. Всех мучила жажда, но слабого пива, которое на суше могли позволить себе даже последние бедняки, здесь не было, а вода протухла.

Несмотря на тесноту, Молли показалось, что мальчиков лихорадит, но потом она решила, что лихорадка началась у нее самой. Ее постоянно тошнило. Младенец то и дело разражался криком, потому что хотел есть, и она пыталась убаюкать его. А потом однажды она очнулась от своего тошнотворного сна, потянулась к малышу, но его не было. Какая-то женщина сказала, что он отправился в лучший мир. Молли откинулась на спину. Голова у нее кружилась, глаза были сухими, а рядом муж без конца разглагольствовал о фермах, коровах и Новом Свете, пастбищах, лесах и реках… а во рту у нее было сухо, как в пустыне.

Ей снился темный лес, где из тени к ней подбирались страшные дикие звери, и она металась из стороны в сторону, ища спасения или места, где можно было бы укрыться… Тварь, огромная, словно дом, ухватила ее за талию и вонзила когти ей в живот… разрывая ее на куски. Но она слишком устала, чтобы сопротивляться. В конце концов боль победила сон.

– Молли! Молли! Просыпайся! – услышала она чей-то крик.

На мгновение она стряхнула с себя сон и застонала. Оказывается, боль вовсе не приснилась ей. Ее муж держал в руках окровавленную тряпку, и на лице его была написана растерянность. Две женщины оттолкнули его в сторону и склонились над нею, приподнимая ей юбки.

– У нее случился выкидыш, бедняжка… Совсем крошка.

– Эй, дай нам оторвать от твоей юбки полосу ткани. Нелл, промокни ей кровь.

Из полумрака перед нею выплыли чьи-то смутно различимые лица. Лампа тоже раскачивалась из стороны в сторону, вызывая головокружение. Почему весь мир вокруг кренится то туда, то сюда? А потом она вспомнила. Они были на корабле. Она, Руфус и мальчики, они плывут куда-то… Вирджиния. Клочок земли. Цыплята в огороде, сытые и довольные мальчики, свежий воздух, солнце…

– Руфус…

– Все будет в порядке, Молл!

– Мама!

Где-то рядом в ожидании затаилась тварь. Молли чувствовала ее присутствие.

– Да, выглядит она неважно.

– Помолчи, Нелл!

– Мама! – Откуда-то издалека до нее донесся детский плач.

Кто это? Молли попыталась вспомнить, как зовут ее сыновей, и открыла глаза. Тоби. Руфус говорил что-то насчет земли, рот у Джека был открыт, но их голоса тонули вдали, заглушаемые звоном в ушах. Ее мучила жажда. Она попыталась сказать, чтобы ей дали напиться. Но кто-то уже уносил ее с собой. Она вновь оказалась в зале судебных заседаний, и судья хмуро взирал на нее сверху, когда тварь вновь запустила в нее свои клыки. «Сжальтесь, ваша милость, – выдохнула Молли, – сжальтесь над моими мальчиками». Тварь разжала свои страшные объятия, и она провалилась в темноту.

Когда они приблизились к Карибскому морю, шторм стих и корабль повернул на север, к Вирджинии. Морская болезнь, мучившая Софию, отступила, унося с собой и подавленное расположение духа. Набросив на плечи чудесную индийскую шаль, она поднялась на палубу, оставив в каюте миссис Грей, которая по-прежнему недомогала. Голубое небо было теплым, ветер – свежим, а море – спокойным, прозрачным и зеленовато-голубым под яркими лучами солнца. Она подставила лицо свежему ветру, позволив ему взъерошить и растрепать ее волосы и почувствовав, как солнечный свет и тепло вселяют в нее новые силы. После кошмаров предыдущих дней от одного вида раскинувшегося над головой лазурного неба ее охватила эйфория. Она очень любила путешествовать с отцом, будучи еще ребенком, вот и сейчас впереди ее ожидало настоящее приключение. Вирджиния наверняка окажется интересной, и София с нетерпением ожидала встречи со старым другом отца и его женой. Ей также хотелось своими глазами взглянуть на «Лесную чащу» и новый дом. Судя по чертежам мистера Баркера, дом получился достаточно симпатичный, хотя у нее и возникли некоторые сомнения относительно того, что в действительности сад выглядит именно так, как он его нарисовал, – с обилием роз и аллеей, обсаженной высокими, фигурно подстриженными кустами. Они наверняка не могли вырасти так быстро. Во всяком случае, садовник в Сассексе уверял ее, что даже розам требуется много времени, чтобы обрести должный вид. Хотя, не исключено, что почва Вирджинии была необычайно плодородной.