Ирвин Уэлш - Тупая езда

© Д. Симановский, Г. Д. Йоханссон, перевод, 2017

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017

® Издательство ИНОСТРАНКА

– Ни за что не просечешь, кто тут давеча ко мне в кэб забрался.

Это Джус Терри Лоусон, его крепкое туловище упаковано в зеленый флуоресцентный спортивный костюм. Буйные кудряшки бешено взметаются вверх, когда из открытых дверей аэропорта на стоянку такси вырывается порыв ветра, разбиваясь о защитный барьер из плексигласа. Терри потягивается, широко зевает, и рукава его куртки задираются, обнажая на запястьях золотые цепочки, а на предплечьях – две татуировки. На одной из них похожая на слайсер для яиц арфа и надпись «ФК „Хиберниан“ 1875» вокруг нее. С другой окружающим развязно подмигивает огнедышащий дракон и призывает их, как гласит выгнутая снизу надпись, «ПУСТИТЬ СОКИ».

Его приятель Толстолобый – тощий, астматического вида мужчина – бросает на него безучастный взгляд. Закуривая, он пытается прикинуть, сколько раз успеет затянуться, прежде чем ему придется иметь дело с надвигающейся толпой авиапассажиров, которая толкает свои заваленные багажом тележки в его сторону.

– Мудила этот из телика, – продолжает Терри, почесывая яйца через полиэстер.

– Какой еще?.. – бормочет Толстолобый, оценивая гору чемоданов многочисленной азиатской семьи.

Он надеется, что их обгонит вышагивающий следом мужчина и тогда Толстолобому не придется грузить всю эту поклажу. Пускай Терри с ними разбирается. Длинное кашемировое пальто на мужчине расстегнуто, из-под него выглядывает темный костюм, белая рубашка и галстук, он носит очки в черной оправе и, что совсем уж странно, ирокез.

Мужчина неожиданно вырывается вперед толпы, и вот Толстолобый уже воспрял духом. Но тут мужчина останавливается как вкопанный и смотрит на часы, пока азиатская семья, прокатившись мимо, сыпью покрывает Толстолобого.

– Пожалуйста, пожалуйста, побыстрее, пожалуйста, – упрашивает глава семейства, а в ограждение вдруг картечью начинает биться дождь.

Терри наблюдает, как его друг надрывается с чемоданами.

– Да этот стендап-комик, с Четвертого канала. Он еще фачил эту пташку, как ее там, сочная такая. – Он обрисовывает в воздухе песочные часы и встает за ограждение, чтоб не промокнуть.

Пока Толстолобый тужится с чемоданами и хрипит, Терри наблюдает, как нелепая прическа мужчины в очках и длинном пальто разлетается во все стороны на ветру, а пальцы, вбивая цифру за цифрой, мутузят телефон. Терри понимает – где-то он его уже видел, в группе, что ли, он какой играл. Он также замечает, что мужчина старше, чем можно было подумать по прическе. Внезапно появляется его затюканный помощник, коротко стриженный блондин с напряженным лицом, и опасливо встает рядом.

– Мне очень жаль, Рон, но машина, которую мы заказывали, сломалась…

– Исчезни! – рявкает бизнес-панк (как его уже мысленно окрестил Терри) с американским акцентом. – Я возьму это долбаное такси! Проследи, чтобы мои чемоданы доставили в номер.

Даже не взглянув на Терри через розоватые линзы своих очков, бизнес-панк забирается на заднее сиденье такси и с силой захлопывает дверь. Его пристыженный помощник не издает ни звука.

Терри садится в машину и включает зажигание.

– Куда катим, шеф?

– Что? – Бизнес-панк смотрит на скрываемый копной кудряшек затылок поверх своих фотохромных очков.

Терри разворачивается в кресле:

– Куда. Бы. Вы. Хотели. Чтобы. Я. Вас. Отвез.

Бизнес-панк понимает, что этот кудрявый таксист разговаривает с ним как с ребенком. Гребаный Мортимер, не может ни за чем уследить. Вот уж влип так влип. Он сжимает ремень безопасности. Напряженно сглатывает:

– Отель «Балморал».

Аморал!

– Хороший выбор, приятель, – произносит Терри и прокручивает в голове список своих сексуальных приключений в этом отеле, которые обычно выпадают на два коротких промежутка в году; по части гарнира к его обычному рациону из мохнаток на районе и заезженных порноактрис нет ничего лучше, чем Эдинбургский международный фестиваль в августе и Хогманай [1] Hogmanay – языческий шотландский праздник последнего дня в году. (Здесь и далее примечания переводчика.) . – И чем же ты промышляешь?

Рональд Чекер привык, что его узнают. Он не только крупный застройщик, но и звезда реалити-ТВ, хорошо известный по успешному шоу «Продажи». Отпрыск богатой семьи из Атланты, выпускник Гарварда, он пошел по стопам отца и занялся недвижимостью. Рон Чекер никогда не был близок с отцом и потому широкими связями старика пользовался с особой корыстью. Вот так сын стал успешнее отца и вырвался из «солнечного пояса» США на мировой рынок. Рон решил, что предложит телеканалам шоу, в котором предстанет эдаким молодым южанином, панкующим Дональдом Трампом, чье шоу «Кандидат» пользовалось заметным успехом. Друг Рона, стилист, придумал ему образ с ирокезом, а сценарист с телеканала придумал слоган: «Яйца в бизнесе нужны». Теперь «Продажи» транслируются на весь мир, идет уже третий сезон, и Чекер знает, что в Британии его тоже показывают. Смутившись, он спрашивает у таксиста:

– Вы «Продажи» не смотрели?

– Вживую – нет, но я знаю, о чем речь, – кивает Терри. – Клип на «Smack Ma Bitch Up» был чересчур лихим, но неко торые пташки такое любят. Шоб пожестче, ну ты врубаешься. Нет, я, конечно, не сексист, ничего такого. Дамы в своем праве. Они изъявляют желание, ты его удовлетворяешь, так ведь и поступают настоящие джентльмены, верно, приятель?

Чекер с трудом понимает этого таксиста. В ответ ему остается только просипеть:

– Да уж.

– Сам-то ты женат, приятель?

Чекер ошарашен, он не привык, чтобы незнакомцы вроде этого простого шотландского таксиста так самонадеянно с ним разговаривали. Он уже собирается отрезать: «Не твое дело», но вспоминает, что команда пиарщиков настойчиво советовала ему вернуть расположение публики после фиаско в Нэрне. При застройке уничтожили небольшую прибрежную пещеру, снесли пару вилл из списка охраняемых объектов и переселили редких гнездящихся уток. Но вместо того чтобы порадоваться новому гольф-клубу, квартирам и рабочим местам, большинство жителей не одобрило все эти начинания.

Загнав оскорбленные этим вторжением в личное пространство чувства в мрачную улыбку, Чекер отвечает:

– Разведен, трижды, – и с какой-то озлобленностью припоминает Сапфиру, свою третью жену, затем – с острой, мучительной болью – Марго, свою первую.