Дэвид Солой - Каков есть мужчина

– Не первый? – Фердинанд, похоже, заинтересовался.

И она рассказывает им, как потеряла девственность с инструктором по плаванию в молодежном лагере в Италии, когда ей было пятнадцать.

– Он был старше меня, – говорит она. – Это было приятно, вы понимаете.

Саймон сидит, ссутулившись, и курит, как будто не слушая.

– Это приятно, – говорит она ему, – первый раз с тем, кто старше.

И Фердинанд рассказывает ей, как его в том же возрасте соблазнила няня сестры, старше на десять лет, и как это было приятно.

– Да, – говорит она, и ее глубоко посаженные глаза серьезны. – Приятно.

– Это было приятно, – поправляет ее Фердинанд, довольный собой.

– Так всегда лучше всего, – говорит она. – С тем, кто старше, кто опытней. С тем, кто приятный.

Саймон сидит, ссутулившись, и курит, как будто не слушая.

– Вы понимаете меня?

Вопрос обращен к нему. Она хочет знать, понял ли он, что она сказала.

Они ждут, пока он скажет что-то – покажет, что понял, что услышал ее слова.

И тут где-то звонит телефон, в какой-то другой комнате. Она поднимается и устремляется туда в своем коротком желтом халатике, разгоняя облако сигаретного дыма. И они слышат, как она говорит с кем-то по телефону.

Утро они проводят, бродя по городу в поисках Шляпки. В поисках Шляпки от солнца под солнцем. Фердинанд прикидывает, где сейчас она может быть, в каких местах им лучше посмотреть, и готовится разыграть удивление, если она их увидит. Но вскоре затея уже кажется безнадежной. Город огромен, и достопримечательности ужасно рассыпаны по разным мощенным булыжником аллеям и незаметным маленьким паркам. Он пытается думать, как могла бы думать она, пытается поставить себя на место молодой женщины одного с ним возраста или на пару лет старше, не блещущей умом, которой часто докучают мужчины, женщины с бирюзовыми ногтями на ногах, собирающейся поступать на курсы секретарей… Австралийский паб? Они проводят там два часа, потягивая легкое пиво и почти не разговаривая.

Саймон, кажется, тоже поглощен мыслями.

Сидя в этом австралийском пабе, он представляет отношения людей в виде двух жидкостей, наливаемых в одну емкость. Страшные взрывы, думает он, довольный тем, какую аллегорию нашел для выражения своей первичной идеи, или мгновенное замораживание – это наихудшие формы реакции. А неспособность к смешению – самая обыкновенная. А любовь?

Карен Филдинг

Что ж, любовь, думает он, это вот что такое: вспышка в глубине двух жидкостей, смешивающихся так, что они кажутся одной прозрачной жидкостью.

Карен Филдинг

Вспышка, становящаяся огоньком, медленно растущим до тех пор, пока вся жидкость не начинает испускать мягкое, ровное сияние.

Карен Филдинг

Да, думает он, это любовь.

А день тем временем ускользает.

И вот уже ранний вечер.

Фердинанд стоит на Карловом мосту, где дует сильный ветер, и окидывает взглядом широко раскинувшиеся берега, крыши зданий и шпили, громоздящиеся по обеим сторонам реки. Шляпка, Шляпка, где-то ты сейчас… А может, она уже покинула город. И тогда как глупо он разменял день, размышляет он, пока Саймон ждет неподалеку, повернувшись в другую сторону.

В следующем пабе, на этот раз расположенном в подвале с готическими сводами, Саймон опять заводит разговор о бесплодности туризма.

– Зачем тогда ты это затеял? – спрашивает Фердинанд через несколько минут с раздражением.

– Что затеял?

– Эту поездку?

– Я думал, получится здорово, – говорит Саймон.

– А сейчас, по-твоему, не здорово?

– Нормально.

– А на что ты рассчитывал?

Саймон задумывается и говорит:

– Я не знаю.

И все же он рассчитывал на что-то. Он садился на поезд на вокзале Сент-Панкрас две недели назад с какой-то смутной надеждой.

Когда в ранних сумерках они идут по проспекту к метро, повсюду видят проституток.

Ему почти приятно снова оказаться у нее на кухне, в неоновом свете. Почти как дома. Она смеется в клубах дыма, пока Фердинанд рассказывает, как они искали Шляпку, рассказывает все с самого начала, с момента их знакомства вчера под стенами собора Святого Витта.

– Так вы найти девушку? – улыбается ему она.

– И снова потерял.

– А она была чешкой?

– Нет, англичанкой.

– Англичанка! Вы должны найти чешская девушка – она от вас не убежит.

– Да ну!

– Не убежит. Она думать, вы богатый.

– Я не богатый.

– Но она так думать. И она была красивая, эта англичанка?

– Ну… Вообще-то ничего.

– Вы найдете красивую чешскую девушку. А вы? – Она обращается к Саймону и сразу почему-то кажется серьезной. – Вы найти девушку?

Саймон опускает глаза.

– Нет, – говорит он и сует в рот сигарету.

Когда он поднимает взгляд, то видит, что она смотрит ему в глаза.

Смотрит пристально и немного печально.

– А вы такой симпатичный мальчик, – говорит она.

Саймон пожимает плечами.

Повисает тишина.

Она продолжает смотреть на него, он это чувствует, даже уставившись на свои колени.

И тогда Фердинанд встает и говорит, что идет спать.

– А, вы устали, – кивает она с пониманием. – Хорошо. Вы спите.

Через секунду Саймон также встает, с нервозной поспешностью, но она берет его за запястье.

Он невольно отдергивает руку, и она отпускает ее.

– Я тоже устал, – говорит он.

– Вы оставляете меня одну? – смеется она. – Вы оставляете леди одну?

– Я устал.

– Но вы молоды – вы должны быть на ногах всю ночь.

– Останься и допей пиво, – беспомощно произносит Фердинанд.

– Да, – говорит она, – останься.

– Я не хочу. Правда, я устал.

Саймон пытается протиснуться мимо стола к двери, когда она опять берет его за руку. Ее пальцы смыкаются бережно, без нажима. И, держа его руку в своей, она говорит:

– Останься и поговори со мной. – И смотрит ему в глаза.

– Завтра, – обещает он и высвобождает руку из ее теплых пальцев. – Хорошо? Поговорим завтра.

– Сегодня – это сегодня, – говорит она загадочно, словно произносит поговорку. И кладет руку ему на бедро, он чувствует ее ладонь через джинсы.

– Я устал, – почти умоляет он.

Фердинанд уходит.

– Останься со мной, – повторяет она тихо, лицо ее серьезно, а ладонь перемещается к его паху.

– Пожалуйста, – чуть не плачет он. – Мне жаль, но я устал.

И он уходит вслед за своим другом, по темному коридору, мимо стиральной машины.

– Она тебя хочет, приятель, – говорит ему Фердинанд.

Они сидят за кованым столиком в парке, где по траве расхаживают павлины, время от времени оглашая окрестности криками. Фердинанд, конечно же, имеет в виду хозяйку квартиры.

Саймон нервно курит.

– Давай же, – говорит Фердинанд, – трахни ее.

Мысль о том, что Саймон может это сделать, не приходила ему на ум, и вместо ответа он лишь хмурится.