Марк Леви - Не такая, как все

Мать выздоровела, и Санджай с головой погрузился в свои дела. Растущий бизнес требовал притока финансов. Индийские банки не спешили давать кредиты по этическим соображениям: бизнес Санджая неустанно подвергался нападкам консервативной прессы. Потому он и надумал попытать счастья там, где его конкуренты процветали… Запрос визы, письмо к незнакомой тетушке, недоразумение – и вот его бока подвергаются немилосердным атакам пружин на раскладном диване.

Санджай задернул занавеску. Ему не терпелось узнать, каким будет следующее знамение…

– Не спится? – поинтересовалась Лали, приоткрыв дверь и заглядывая к нему в комнату. – Представляешь, мне тоже! Бессонница замучила. Не знаю, недуг это или благословение: чем меньше спишь, тем больше видишь, согласен?

– У врачей другое мнение.

– Ты не проголодался? Хочешь, что-нибудь разогрею? Идем, Дипак спит, не бойся. – Она покосилась на свою спальню. – Даже если начнется землетрясение, оно его вряд ли разбудит.

Санджай сел за кухонный стол, Лали достала блюдо с бебинкой и отрезала два толстых куска. Кухня наполнилась запахом миндаля и кокоса.

– А с тобой-то что? Тоже бессонница или разница часовых поясов?

– Ни то ни другое, просто мысли.

– У тебя неприятности? Деньги нужны? – спросила Лали.

– Ничего подобного! С чего ты взяла?

– Знаю я твоих дядьев! Когда умер мой отец, они лишили меня моей части наследства. У меня было, правда, подозрение, что принадлежавшие ему обветшавшие хоромы стоили гроши, но это дело принципа, понимаешь? – С этими словами она достала из сумки кошелек.

– Пожалуйста, убери, я прекрасно справлюсь сам.

– В одиночку ничего не добьешься. Те, кто считает иначе, излишне самоуверенны.

– А твой муж? Он в своем лифте один-одинешенек.

– Дипак работает вместе с коллегой, каждый вечер заступающим в ночную смену. Я мирилась со всеми его причудами, даже с самыми бессмысленными, предоставила ему полную свободу. У меня было к нему единственное требование: чтобы спал у меня под боком.

– Вы вправду уехали из Индии ради того, чтобы жить вместе?

– Не знаю, как там с этим сейчас, но в наше время браки устраивали родители, а молодые даже пикнуть не могли. Но у меня не такой характер, чтобы повиноваться. Дипак не принадлежал к нашей касте, но мы полюбили друг друга и решили: будь что будет, но мы не позволим старым хрычам решать за нас. Мы, конечно, не в полной мере понимали, что значит «будь что будет». Нам пришлось бежать из Мумбаи, иначе твой дед или кто-нибудь из твоих дядьев прикончил бы Дипака.

– Папа ни за что такого не допустил бы!

– Он встал на сторону мужчин, для меня это стало страшным предательством. Сначала твой отец был единственным моим сообщником из троих моих братьев. Он мог бы выступить в мою защиту, бросить вызов архаичным правилам нашего семейства, где царило лицемерие, но он этого не сделал. Хотя напрасно я тебе такое про него рассказываю, это нехорошо…

Была уже глубокая ночь. Санджай и Лали наконец расстались, но ни ему, ни ей так и не удалось уснуть.

В доме № 12 по Пятой авеню все давно спали, кроме миссис Коллинз, у которой прозвонил будильник. Милая немолодая дама, занимавшая квартиру на шестом этаже, надела халат и вышла в гостиную. Там она накрыла черным шелковым платком клетку с попугаем, потом отправилась в кухню, чтобы отпереть служебную дверь. Дальше ее путь лежал в ванную, где она нарумянила перед зеркалом щеки, побрызгалась духами. Снова растянувшись на кровати и укрывшись, она стала листать журнал, чтобы скрасить ожидание.

День, когда я вышла из больницы

Сначала я пользовалась деревянной доской. Клала ее как мостик между кроватью и сиденьем кресла и переползала по ней с кровати в кресло. Этому фокусу меня научила Мэгги. Я была не первой ее пациенткой, к тому же она умела так замечательно объяснять разные невеселые вещи, что я даже не успевала испугаться. Она заверила меня, что в конце концов я смогу обходиться без доски – при условии, что натренирую мышцы рук. Столько лет заниматься бегом, накачать железобетонные икры и лодыжки – чтобы, оставшись без них, опять начать с нуля, с плеч и затылка…

Однажды утром доктор Малдер сказал мне, что больше у него нет причин держать меня в больнице. Он сообщил об этом с грустным видом, и я решила, что он предпочел бы, чтобы я полежала еще. Я успела слегка в него влюбиться, к тому же милосердная Мэгги выдала мне последнюю таблетку окси [1] Оксикодон – обезболивающее с легким наркотическим действием. , вот я и предложила ему выписаться отсюда вместе со мной. Он посмеялся, похлопал меня по плечу и признался, что гордится мной. А потом велел собираться, потому что внизу меня уже ждут. Кто меня ждет? Увидите, ответил он с загадочной улыбкой – из-за этой его улыбки я была готова хоть сейчас выскочить за него замуж.

Я ничего не поняла, в тот момент у меня в голове была единственная мысль: наглядеться на него, пропитаться его запахом, пока еще оставалась возможность. Меня ждало теперь совсем другое будущее: без доктора Малдера – и все же с ним.

Сидя в кресле, которое вез мой отец, я поехала по коридору. Сиделки, медсестры, технический персонал, дежурные врачи – все показывали большой палец, провожали меня аплодисментами, поздравляли. Вот чудаки! Это я должна была выражать им свое восхищение и обнимать их. Мне хотелось сказать, что здесь, познакомившись с ними, я узнала, что такое человечность: раньше я имела о ней лишь смутное представление, а теперь она дала мне силы превозмочь боль. Но на этом сюрпризы не закончились: очутившись в больничном холле, я остолбенела.

Журналисты, операторы, камеры со вспышками, полицейские, защищавшие меня, и добрая сотня совершенно незнакомых людей, съехавшихся со всего города, чтобы меня поприветствовать, – вот кто меня поджидал! Я разревелась, как кающаяся Мария Магдалина, потрясенная всем этим вниманием. В машине я еще немного поплакала, поняв, что меня поздравляли не с тем, что я почти достигла финишной черты, а с тем, что вообще выжила.

После кастинга Хлое захотелось прогуляться по Мэдисон-авеню. Почему бы, собственно, не побаловать новым платьицем или маечкой свою матушку или, еще лучше, себя любимую? Она проехалась вдоль витрин, побывала в двух магазинах и раздумала делать покупки. Воздух был пропитан весенними ароматами, от которых делалось светло на душе, на тротуаре было почти свободно, кастинг прошел многообещающе – так к чему лишние расходы? Она обогнула Мэдисон-парк. С севера на юг Пятая авеню идет под уклон, поэтому для возвращения ей не пришлось прибегать к дополнительным транспортным средствам.

Увидев ее под зеленым козырьком дома, Дипак бросился открывать дверь и провожать ее к лифту.