Джеймс Клавелл - Гайдзин

Там он зачерпнул воды из бочки, как его научили, и вылил себе на плечи. Горячая вода приятно согревала озябшую кожу. Еще одна пригоршня, потом раздался звук отодвигаемой сёдзи, и он оглянулся.

– Господь милосердный! – пробормотал он чуть слышно.

Женщина была грузной, с толстыми руками, в короткой юкате, под которой не было ничего, кроме набедренной повязки. Она двинулась прямиком к нему с плоской улыбкой, знаком показала, чтобы он сел на табурет. В полном смущении он подчинился. Она тут же заметила заживающий шрам на его руке и шумно втянула в себя воздух, потом сказала что-то, чего он не понял.

Он натянуто улыбнулся:

– Токайдо.

– Вакаримасу. – Я понимаю.

Потом, прежде чем он успел остановить ее, она вылила воду ему на голову – неожиданно, об этом его не предупреждали – и принялась намыливать и мыть его длинные волосы, потом тело. Пальцы ее были жесткими, опытными и настойчивыми, но она следила за тем, чтобы не потревожить рану. Руки, ноги, спина, грудь, потом она протянула ему кусок ткани, которым мыла его, и показала на промежность. Все еще не придя в себя от потрясения, он вымыл себя там и смиренно протянул тряпочку ей обратно.

– Спасибо, – пробормотал он. – То есть, простите, домо.

Окатив его водой, она смыла остатки мыла и показала на ванну.

– Додзо! – Пожалуйста.

Андре объяснял ему:

– Филип, просто запомните, что, в отличие от нас, у них принято мыться начисто до того, как вы ложитесь в ванну, чтобы другие могли пользоваться той же водой, – это очень разумно, ибо не забывайте, что дрова стоят здесь больших денег, а времени на то, чтобы разогреть воду до достаточной температуры, уходит много, поэтому также не мочитесь в нее. И когда будете в ванной, не думайте о банщице как о женщине, она просто помощница. Она очищает вас снаружи.

Тайрер опустился в ванну. Вода была горячая, но не слишком, и он закрыл глаза, не желая смотреть, как женщина будет убираться в ванной после мытья. «Господи, – думал он, страдая, – я никогда не смогу сделать этого с ней. Андре совершил огромную ошибку».

– Но… ну, я… э-э… не знаю, сколько мне… э-э… заплатить, или отдать девушке деньги сначала, или что?

– Mon Dieu, вы никогда не должны передавать деньги девушке из рук в руки, нигде, никогда и никому, это верх неприличия, хотя вы можете до хрипоты торговаться с мамой-сан, иногда с самой девушкой, но только после чая или саке. Перед тем как уйти, вы незаметно кладете их в такое место, где она их заметит. В доме Трех Карпов вы вообще не будете давать денег, это особое место – есть и другие такие же, – только для особых клиентов, одним из которых я являюсь. Они станут посылать вам счет, два или три раза в год. Но послушайте, прежде чем мы пойдем, вы должны поклясться Господом Богом, что оплатите счет сразу же, как только его принесут, и что вы никогда, слышите, никогда не приведете в этот дом кого-то еще и не станете ни с кем говорить о нем.

Филип дал требуемую клятву. Ему очень хотелось спросить, сколько это будет стоить, но он не осмелился.

– Этот… э-э… счет, когда его приносят?

– Когда мама-сан этого захочет. Я уже говорил вам, Филип, вы можете получать удовольствие целый год в кредит, при определенных обстоятельствах, – разумеется, я выступаю вашим поручителем…

Горячая вода напоила теплом все его тело. Он едва слышал, как женщина шумно вышла, потом, некоторое время спустя, вновь вошла.

– Тайра-сан?

– Хай? – Да?

Она развернула полотенце. Разомлевший, в каком-то странном полусне, он выбрался из ванны – распарившиеся от воды мышцы плохо слушались его – и позволил ей вытереть себя. Детородный орган он опять вытер сам, обнаружив, что на этот раз ему было легче сделать это в ее присутствии. Расческа для волос. Сухая накрахмаленная юката. Она показала рукой на постель.

Его снова охватила паника. Дрожа всем телом, он заставил себя лечь. Она накрыла его, отвернула второе покрывало и опять вышла.

Его сердце стучало как молот, но ощущение, которое он испытывал, лежа в постели, было удивительно приятным: мягкий матрац, а сам он – чистый и благоухающий, уже много лет он не чувствовал себя таким чистым. Вскоре он немного успокоился, потом услышал, как сёдзи отодвинулась и снова закрылась, и испытал огромное облегчение, но тут покой покинул его окончательно. Девушка, которую он едва мог разглядеть в полутьме, была крошечной и гибкой, как ивовый прутик. Бледно-желтая юката, длинные волосы рассыпались по плечам. В следующий миг она уже сидела на коленях рядом с кроватью.

– Конбанва, Тайра-сан. Икага дэсу ка? Ватаси ва Ако. – Добрый вечер, господин Тайра. Хорошо ли вы чувствуете себя? Я Ако.

– Конбанва, Ако-сан. Ватаси ва Филип Тайрер дэсу.

Она нахмурила лоб:

– Ф… урри… ф. – Она несколько раз попыталась произнести «Филип», но у нее ничего не вышло, тогда она весело рассмеялась и сказала что-то, чего он не понял, закончив фразу обращением «Тайра-сан».

Он сел на постели, рассматривая ее. Сердце гулко стучало в груди. Он чувствовал себя беспомощным, и его совсем не влекло к ней. А она показывала рукой на кровать рядом с ним.

– Додзо? – Пожалуйста, можно мне?

– Додзо.

При свете свечи он не мог хорошенько разглядеть ее, понял лишь, что она молода, примерно его возраста, решил он; лицо гладкое и белое от пудры, белые зубы, красные губы, блестящие волосы, почти римский нос, глаза – два вытянутых эллипса, мягкая улыбка. Она легла в постель, устроилась там, повернулась и посмотрела на него. В ожидании. Смущение и неопытность парализовали его.

«Господи Исусе, как мне сказать ей, что я не хочу ее, никого сейчас не хочу, что я не могу, я знаю, что не могу, и я не буду, сегодня не буду, у меня не получится, я опозорюсь, а Андре… Андре! Что я скажу ему? Я стану всеобщим посмешищем, о господи, зачем я согласился?»

Она протянула руку и коснулась его щеки. Он невольно вздрогнул.

Ако промурлыкала несколько нежных ободряющих слов, улыбаясь про себя при этом. Она знала, чего ожидать от этого ребенка, еще не ставшего мужчиной, Райко-сан хорошо подготовила ее к сегодняшней ночи.

– Ако, сегодня вечером наступит редкий момент в твоей жизни, и ты должна запомнить каждую мелочь, чтобы утром за первой едой угостить нас подробным рассказом. Твой сегодняшний клиент – друг Француза, и второго такого не встретить в нашем мире – он девственен. Француз говорит, что он так робок, что в это даже невозможно поверить, он будет напуган и, вероятнее всего, расплачется, когда его Благородное Орудие подведет его, он может даже обмочить постель с горя и расстройства, но ты не волнуйся, дорогая Ако, Француз уверяет меня, что ты можешь вести себя с ним совершенно обычно и что тебе не о чем беспокоиться.