Кристин Хармель - Жизнь, которая не стала моей

Я закрыла глаза, выдохнула:

– Я знаю.

Патрик поцеловал меня за ухом – по позвоночнику пробежала дрожь.

– Я знал еще прежде, чем тебя встретил… – заговорил он в тот момент, когда меня уже накрывал сон.

– …Что ты – моя судьба, – подхватила я. Так мы говорили друг другу «люблю». Наш тайный язык.

Я знала, что это – навсегда, до конца жизни.

Солнечный свет ворвался в комнату вместе с ароматами кофе и бекона. Я заморгала, повернулась на бок, чтобы взглянуть на часы. Они показывали 6:47, Патрик уже поднялся, готовит завтрак. Я понимала: так он просит прощения, хотя, по правде говоря, уже простила его.

– Доброе утречко, – сказала я, входя в кухню и прикрывая рукой зевок. Патрик обернулся, размахивая лопаточкой, и я засмеялась. Поверх боксеров с надписью «Я люблю Н-Й» и белой футболки он нацепил желтый фартук «Поцелуй повара». Босой, волосы растрепаны со сна.

– Шефф к вашим услюга́м, – изобразил он французский акцент, и я опять засмеялась. – Садитесь, садитесь. – Все той же лопаточкой он указал на маленький кухонный столик. – Завтрак сервирован, мадам!

С поклоном он поставил на стол две тарелки – омлет, до хруста зажаренный бекон, тосты с клубничным джемом, а полминуты спустя принес две чашки дымящегося кофе, уже со сливками и сахаром, и сел напротив меня.

– Тебе не обязательно готовить с утра, – улыбнулась я.

Он поцеловал меня в щеку:

– Все для моей девочки.

Поднеся ко рту вилку, я заметила, что Патрик пристально за мной наблюдает.

– Ты что? – с полным ртом спросила я.

– Я виноват, что не позвонил вчера, – заторопился он. – Мне очень стыдно. Не подумал, что ты будешь волноваться.

Я отпила кофе и выдохнула:

– Все в порядке.

Улыбка осветила его лицо.

– Ты меня простила?

– Я тоже чересчур погорячилась.

– Нет, ты была права. Совершенно права, – все так же поспешно возразил он. Откусил бекона, а я смотрела, как мощно двигаются его челюсти. – Послушай, мне правда нужно с тобой кое-что обсудить. – Он заморгал, и что-то в его лице меня насторожило. Патрик явно нервничал. – Поужинаем сегодня в городе? Например, в отеле «Шерри-Недерленд»? Там тебе вроде нравилось.

Я улыбнулась:

– Звучит неплохо.

– Отлично. Я зарезервирую столик. В семь часов сможешь?

– Конечно, к семи я успею.

– Ничего не забыла? – спросил Патрик, когда я доела свою порцию бекона.

Я обернулась:

– Что?

Он натянул фартук за уголки и покрутился передо мной:

– Написано же: «Поцелуй повара». Надо следовать инструкциям. Простая вежливость требует.

– Да неужели? – расхохоталась я.

– Один из законов всех мировых кухнекратий.

– Кухнекратий?

– Конечно. Всех суверенных кухонных наций. Как наша.

– Понятно, – как можно серьезнее ответила я. – Что ж, сэр, не смею нарушать закон.

– В ваших же интересах соблюдать его. – Он улыбнулся и раскинул руки для объятия.

Я поднялась со стула, смеясь. Патрик наклонил голову, я привстала на цыпочки, и наши губы встретились.

– Годится? – прошептала я спустя мгновение, когда он обхватил меня руками и притянул к себе.

– И близко нет, – проворчал он и вновь поцеловал меня, на этот раз осторожно раздвинув мои губы языком.

В то утро мы успели насладиться нашей любовью – поспешно, настойчиво, вбирая в себя друг друга. А потом я вымыла посуду, пока Патрик принимал душ и одевался.

– Отлично выглядишь! – присвистнула я, когда он вернулся в кухню, приглаживая влажные волосы. Черные брюки, наглаженная голубая рубашка, серый галстук в полоску.

– У меня с утра встреча с очень важным клиентом – боюсь, трусы и фартук на ней не прокатят. Не хочу хвастаться, но ноги у меня очень сексапильные.

Я расхохоталась и снова приподнялась на цыпочках поцеловать его.

– Удачи тебе с клиентами!

– Еще и удача? Зачем? – От лукавой улыбки на щеках проступили ямочки. – Когда у меня лучшая в мире жена. Жизнь и так прекрасна!

– Жизнь прекрасна, – от всей души согласилась я. И еще раз поцеловала, но на этот раз Патрик поспешил высвободиться.

Я открыла глаза, прикрытые для поцелуя, и увидела в руках Патрика серебряный доллар, из той большой коллекции, что собирал его дед.

– Слушай, пусть он побудет у тебя до вечера? Сохранишь для меня?

Я кивнула, взяла монету.

– А эта за что?

У Патрика имелось обыкновение подбрасывать где-нибудь в городе серебряный доллар всякий раз, когда с ним случалось что-то хорошее. «Нужно передать удачу другому, – приговаривал он. – Кто-то найдет монету и загадает желание». Мы оставили серебряный доллар в Центральном парке в тот день, когда я поступила в магистратуру, а другой бросили в фонтан у мэрии в прошлом году, когда Патрик получил повышение по службе. Третий доллар упал в океан поблизости от дома его родителей на Лонг-Айленде этой весной, в день нашей свадьбы.

– Видимо, что-то серьезное, – предположила я.

– Очень! – ответил он. – Скоро все узнаешь. За ужином расскажу. А после ужина бросим ее в Пулитцеровский фонтан. И – Кэтили…

– Да?

Он уже стоял в дверях, но остановился и внимательно посмотрел на меня.

– Я знал еще прежде, чем увидел тебя… – начал он. Голос проникновенный, взгляд прикован ко мне.

Сердце затрепетало.

– …Что ты – моя судьба.

Дверь за ним закрылось. На часах было 7:48.

Тогда я видела его в последний раз.

Это случилось во время утренней пробежки. Я трусила на север вдоль Гудзона, по зеленой дорожке, дивясь, каким ясным и ярким стало небо после нескольких дней дождя, а в этот момент Дженнифер Барвин, тридцатисемилетняя туристка из Атланты, допила бутылку водки, к которой прикладывалась с трех часов ночи, поссорившись со своим дружком. И пока я мысленно повторяла лекцию, прослушанную накануне на курсе музыкальной терапии (я только что записалась на эту программу в Университете Нью-Йорка), она пристегивала свою полуторагодовалую дочку Лианну к заднему сиденью «тойоты-королла» 1997 года выпуска. В тот самый момент, когда я подумала, как мне повезло, что Патрик уговорил меня бросить работу в банке и получить специальность, о которой я всегда мечтала, эта женщина выехала с парковки у мотеля «Хобокен старлайт».

«Слушайся своего сердца» – такими словами ободрил меня Патрик, и они вновь звучали у меня в голове, а кеды весело стучали по дорожке. «Жизнь слишком коротка, нужно успеть осуществить свои мечты, Кейт». И когда я в то утро подняла взгляд к небесам, благодаря за понимающего и поддерживающего меня мужа, Дженнифер Барвин уже въехала в туннель имени Линкольна и понеслась в сторону Манхэттена. Я свернула на юг, к дому, она вывернула на Западную 40-ю, задев при съезде с хайвея дорожный знак.

И в ту секунду, когда я, улыбаясь себе, гадала, какую удачу Патрик собирается отметить серебряным долларом, Дженнифер Барвин на скорости 90 ки-лометров в час точно врезалась в заднюю, пассажирскую дверь такси, в котором ехал мой муж.