Кристин Ханна - С жизнью наедине

– Но учебный год еще не кончился… – возразила Лени.

– Да что толку от учебы? Там ты пройдешь школу жизни, – ответил папа и посмотрел на маму. – Я продал «понтиак», коллекцию монет и гитару. Так что теперь у нас в карманах кое-что водится. Обменяем твой «мустанг» на «фольксваген», хотя, конечно, нам не помешали бы еще деньжата.

Лени покосилась на маму и поймала ее взгляд.

Не говори ему.

Неправильно это. Ведь обманывать нехорошо. А умалчивать – все равно что врать.

Но Лени ничего не сказала. Ей и в голову бы не пришло ослушаться маму. В этом огромном мире – а сейчас, когда перед ними маячила перспектива переезда на Аляску, он казался в три раза больше – мама была единственной, кому Лени могла безоговорочно доверять.

– Лени, детка, просыпайся. Мы почти приехали!

Она моргнула и открыла глаза. Сперва увидела собственные коленки в крошках от чипсов, потом заваленную фантиками старую газету и раскрытую книгу «Властелин колец. Братство кольца», которая лежала на сиденье мягкой обложкой вверх, точно крошечная палатка. Пожелтевшие страницы книги торчали наружу. Главная драгоценность Лени, фотоаппарат «поляроид», висел у нее на шее.

На север они ехали по Аляскинской трассе, которая почти на всем протяжении была грунтовой. Путешествие выдалось чудесным – их первый настоящий семейный отпуск. Днем они катили по шоссе под ярким солнцем, а по ночам разбивали лагерь на берегах бурных рек и тихих ручьев, в тени горных пиков, похожих на зубья пилы, сидели возле костра и мечтали о будущем, которое с каждым днем казалось все ближе. На ужин жарили хот-доги, а на десерт пекли смор, [13] Традиционное лакомство из печенья, шоколада и маршмеллоу, запекается на костре. рассказывали истории, гадали, что же ждет их в конце пути. Никогда еще Лени не видела родителей такими счастливыми. Особенно папу. Он смеялся, шутил и сулил им золотые горы. Он стал точь-в-точь таким, как раньше, до войны.

Обычно во время таких поездок Лени читала не отрываясь, на этот же раз то и дело засматривалась в окно, на величественные горы Британской Колумбии. Сидя на заднем сиденье микроавтобуса, Лени любовалась постоянно сменявшимися пейзажами и воображала себя то Фродо, то Бильбо, героиней собственных приключений.

«Фольксваген» наскочил колесом на какую-то неровность – может, на бордюр, – и вещи полетели на пол, закатились под рюкзаки и коробки с домашним скарбом. Автобус так резко остановился, что завизжали тормоза, запахло паленой резиной и выхлопными газами.

Сквозь заляпанное стекло в пятнах от насекомых струился солнечный свет. Лени перелезла через груду кое-как свернутых спальников и открыла дверь. Холодный ветер трепал их радужный плакат «Аляска или смерть!», прилепленный к автобусу изолентой.

Лени выбралась из фургона.

– Мы все-таки доехали, Рыжик. – Папа обнял ее за плечи. – Это край света. Хомер, штат Аляска. Сюда приезжают со всей округи, чтобы пополнить запасы. В общем, это последний оплот цивилизации. Говорят, что здесь кончается земля и начинается океан.

– Ух ты… – протянула мама.

Лени прочитала кучу статей и книг, пересмотрела массу фотографий, но первозданная, непостижимая красота Аляски все равно застала ее врасплох. Она казалась волшебной, неземной. Вдоль всего горизонта тянулись бескрайние снежные горы, ледяные вершины, точно ножи, впивались в ясное васильковое небо. Залив Качемак блестел на солнце, будто новенькая монета. Бухту усеивали лодки. Остро пахло морем. Над водой парили птицы, то ныряя, то проворно взмывая ввысь.

Знаменитая песчаная коса, о которой читала Лени, изгибаясь, вдавалась в море на четыре с половиной мили. Вдоль кромки прибоя ютились домики на сваях, пестрые, словно карнавальные; все здесь выглядело красочным, подвижным и мимолетным – последний привал, на котором любители приключений пополняют запасы, прежде чем отправиться в неизведанные дебри Аляски.

Лени вскинула «поляроид» и принялась щелкать затвором, карточки едва поспевали вылезать. Лени выхватывала фотографию за фотографией и смотрела, как проявляется изображение, как на лоснящейся белой бумаге постепенно проступают очертания свайных хижин над водой.

– Наш участок вон там, – отец указал на ожерелье изумрудных холмов в тумане, на другом берегу залива Качемак, – наш новый дом. Формально это полуостров Кенай, но по суше до Канека не добраться, его отделяют от материка горы и обширные ледники. Так что туда или на лодке, или на самолете.

Мама подошла и встала рядом с Лени. В расклешенных джинсах с низкой талией и маечке с кружевной каймой, бледная, белокурая, блеклая, как здешние пейзажи, Кора казалась ангелом, спустившимся на берег, который давно ее ждал. И мамин переливчатый смех звучал здесь так естественно: эхо китайских колокольчиков на входе в магазин. Подул холодный ветер, маечка облепила не стесненную лифчиком грудь.

– Ну как тебе, доченька?

– Класс, – ответила Лени и снова щелкнула затвором фотоаппарата, но бумаге и чернилам не под силу было передать великолепие гор.

Отец обернулся к ним. Уголки его губ морщила улыбка.

– Паром до Канека завтра. Давайте проедем по городу, а потом разобьем лагерь на берегу и прогуляемся. Что скажете?

– Ура! – в один голос воскликнули мама и Лени.

Они съехали с косы и покатили по улицам. Лени, прижавшись лицом к стеклу, разглядывала городок. Дома здесь встречались самые разные: вот огромный коттедж с блестящими стеклами, а рядом лачуга с прилепленным изолентой пластиком. Дома-шалаши, сараюшки, передвижные дома, трейлеры. Вдоль обочины автобусы с занавесочками на окнах; перед автобусами стулья. Попадаются и чистые ухоженные дворы за белеными заборчиками, и заваленные ржавой рухлядью, с брошенными машинами и старой бытовой техникой. Большинство домов недостроены. Магазины и конторы ютятся где попало – и в ржавых трейлерах, и в новеньких бревенчатых домах, и в придорожных халупах. Место, в общем, диковатое, но не совсем глушь, как ожидала Лени.

Они свернули на длинный серый берег, и папа включил радио. Автобус еле полз: шины вязли в песке. Вдоль берега стояли машины – пикапы, фургоны, легковушки. Люди явно жили здесь как придется – в палатках, сломанных автомобилях, лачугах из брезента и бревен, выброшенных морем на берег.

– Их зовут «крысами с косы», – пояснил отец, высматривая, где бы припарковаться. – Они работают у чартерных перевозчиков и на консервных заводах.

Папа втиснулся между заляпанным грязью «фордом-эконолайном» с номерами Небраски и лимонно-зеленым «АМС Гремлином», окна которого были закрыты картонками. Палатку установили на песке и для надежности привязали к бамперу автобуса: с моря сильно дуло.