Элисон Винн Скотч - Мелодия во мне

– Я смотрю, вы не пользуетесь никакими пометками или записями в блокноте. Помните все наизусть?

– Не все, конечно! – слегка краснеет он. – Но не скрою, я готовился к разговору с вами. Ведь для меня это интервью – поистине уникальный шанс. Впервые в жизни!

– Хорошо! Продолжайте!

Пока никаких дополнительных вопросов об отце. Новость, которую только что сообщил мне Джейми, слишком существенна, слишком грандиозна, чтобы начать трепаться о ней прямо сейчас. К тому же в ней есть что-то мазохистское. Что ж, посмотрим, что еще приготовил нам Джейми. Какие еще клубки семейных тайн он успел размотать?

– Вы окончили университет третьей на своем курсе по полученным баллам. Ходили слухи, что у вас совершенно уникальный талант к музыке. Такой же, как у вашего отца к живописи. Но в студенческие годы вы отдавали предпочтение не музыке, а теннису.

– То есть? – переспрашиваю его я непонимающим тоном.

– То есть ваш отец был настоящим художником. В этом было его призвание. А ваше призвание – музыка. Вот таким вот диковинным образом перемололись ваши гены, вобрав в себя и талант к живописи, и талант к музыке. – Джейми умолк, потом недоуменно повел плечами. – Честно, я не очень силен по части генетики. Никогда не задумывался над этими вопросами.

Я кивнула, давая понять, что его объяснение принято.

– Продолжайте!

– За ваши успехи в теннисе вам дали стипендию для поступления в Лихайский университет, штат Пенсильвания, но вы выбрали Университет Бингемтона, а окончили уже Нью-Йоркский университет по специальности «юриспруденция» со степенью бакалавра. Пятью годами позже вышли замуж за Питера Хорнера, а незадолго до замужества вы вместе со своей сестрой открыли собственную художественную галерею. Сравнительно недавно вы расстались с Питером Хорнером. А потом случилась эта ужасная авиакатастрофа в Айове. И теперь вы здесь. Вот, пожалуй, и все!

Сравнительно недавно рассталась с Хорнером! Я не ослышалась?

– Минуточку-минуточку! – Я приподнимаюсь на подушках и подаюсь вперед, стараясь как можно ближе придвинуться к Джейми, словно это может помочь мне понять должным образом смысл того, что я только что услышала. – Я рассталась со своим мужем?

– Ну и дурак же я набитый! А вы не знали? – Щеки его мгновенно из розовых стали ярко-пунцовыми. Вот почему я с самого начала поверила ему. Он ведь так естественен во всех своих реакциях. Плохо контролирует себя, если допускает промах или ошибку, не вполне владеет собственными эмоциями. Хороший репортер, безусловно, но еще не заматерел, не умеет прятаться за бронированным щитом профессиональных навыков. – О боже! Так вы ничего не знали? – Джейми вскакивает с моей кровати и начинает нервно расхаживать по палате. – Какой же я болван! Я был уверен, что вы в курсе! Как же вы этого не знали?! – Джейми замедляет шаг возле меня и начинает буравить своим взглядом. И в эту минуту он очень похож на восьмилетнего мальчугана. – Пожалуйста! Держитесь! Только не надо сердечного приступа!

– Вы имеете в виду сугубо медицинскую реакцию, да? – спрашиваю я и вижу, как у него дергается голова. – Успокойтесь, Джейми! Никакого инфаркта со мной не случится! Уверяю вас!

А вот свою семейку мне стоило бы придушить! Надо же! Как ловко они меня обманывают. Сначала про отца. Теперь вот это! Что еще? О ком еще они умалчивают? Что еще прячется в темных закоулках моего прошлого? Ведь они же все уверены, что в своем нынешнем состоянии я просто ничего не вспомню.

– Дурак, дурак, дурак! – продолжает казнить себя Джейми. – И кто меня тянул за язык? Ведь предупреждал же доктор Мэчт: ничего такого, что могло бы вас расстроить… Что вы еще просто физически не готовы ко всякого рода дискуссиям или чересчур эмоциональным новостям! – Джейми снова усаживается на мою кровать. – Простите, ради бога! Честное слово! Я не хотел причинить вам вред.

Я сосредоточенно кусаю нижнюю губу. Пытаюсь понять, насколько новость о разрыве с мужем потрясла меня. Ответ лежит на поверхности. Совсем не потрясла. Хорошо, что хоть еще догадалась, что вообще-то такие новости не из числа приятных. От них, как правило, нормальные люди огорчаются.

– А почему мы с ним расстались? – спрашиваю я просто, безо всякого притворства в голосе.

– Я не уверен, что нам стоит продолжать этот разговор, – мнется в нерешительности Джейми.

– Послушайте меня, Джейми. Вы мне нравитесь. Сама не знаю почему, но вы мне нравитесь. И я вам доверяю. Судя по всему, вы единственный человек из тех, кто меня окружает в данную минуту, кто преисполнен желания рассказать мне правду о моей прошлой жизни. Изложить факты, которые я – будь оно все неладно! – никак не могу вспомнить сама. А потому пожалуйста! Прошу вас! Расскажите мне всю правду, какая бы она ни была.

Джейми шумно вдыхает и начинает энергично тереть ладонями свои щеки.

– У меня большие сомнения насчет того, имею ли я право так поступать.

Я внимательно разглядываю его, прикидываю, как постараться и сделать так, чтобы перетянуть его на свою сторону. Первое, что приходит в голову, – попытаться манипулировать и заставить его перепрыгнуть через расселину, пока еще разделяющую нас. Пусть станет рядом со мной по одну сторону ущелья. Он ведь такой милый, такой почти что родной. Похож на старый любимый свитер, который долго провалялся без дела в одном из ящиков комода. Но вот он случайно попался мне на глаза, я извлекаю его на свет божий и вижу. Да! Это именно то, что мне подходит! То, что мне надо именно сейчас!

– Джейми! Вы хотите поучаствовать в операции по освобождению Нелл Слэттери? Иными словами, вы хотите мне помочь вырваться на волю из стен этого госпиталя?

Из той бездны мрака, в которой я оказалась. Добавляю я мысленно.

– Конечно! – неожиданно серьезно заявляет он. – Очень хочу!

– Расслабьтесь! Я не прошу вас закладывать мне свою душу! – шучу я мрачным тоном. – К тому же, насколько мне известно, у журналистов не может быть души, уже по определению.

Ха-ха-ха!

Смеемся мы вместе.

– У меня есть душа! – возражает он, отсмеявшись. – Потому-то я так и расстроился. Не хотел вас огорчать!

Хотел! Еще как хотел!

Я молча киваю в знак согласия. А сама думаю: возможно, именно поэтому меня к тебе и потянуло. Сработал внутренний инстинкт. Вполне возможно, у меня он и не так уж сильно развит, но я умею прислушиваться к тому, что он мне подсказывает. Что дальше? Рассказать ему для начала всю мою историю, как я ее себе представляю, с учетом всего того, что я узнала уже непосредственно от него? Ведь, в сущности, сейчас я делаю свой первый шаг на пути к себе, но уже другой себе.

– Вы меня совсем не расстраиваете! Напротив! Вы меня просвещаете. Рассказываете мне о том, о чем другие пока по неизвестным мне причинам умалчивают.