Дэвид Арнольд - Детки в порядке

– И что?

– И то, что сироты не ходят в школу. Чтобы ходить в школу, нужно подписать всякое дерьмище, а для этого нужны родители. Ну и адрес. Мне что, писать, что я живу в Одиннадцатом Парнике Справа, Сад Мейвуд, Нью-Милфорд? Можно сразу добавить «в каморке под лестницей». Это обычная школа, а не Хогвартс. Меня там так засмеют, что я в первый еще день со свистом вылечу.

– А Хогвартс – это тема, кстати, – сказала Мэд.

Коко кивнула:

– Да, еще какая.

– Корнуэльские пирожки, торт с патокой…

– Я даже не в курсе, что это за хренотень такая, корнуэльский пирожок, но все равно хочу его.

Нзази щелкнул пальцами, вытащил пластинку с полки Маловероятных Вещей, поставил ее на проигрыватель и опустил иглу. Та пошипела, заиграла музыка, и Нзази пустился в пляс. Он двигался с поразительной гибкостью: втягивал локти, наклонял голову в сторону, щелкал пальцами в такт. Движения не были синхронизированы, но в них была гармония. Словно каждая часть тела разрешала остальным вместе сойти с ума. Нзази был королем джиги.

– «Don’t Stop Believin’», – прокомментировала Коко, доедая соус. – Его любимая. Эй, Заз, есть не хочешь?

Не прерывая танца, Нзази щелкнул пальцами. Коко схватила с полки пластиковый стаканчик с персиками и швырнула в него. Он поймал его, танцуя, оторвал крышку и опрокинул стакан в рот.

Меня хлебом не корми, дай узнать какой-нибудь миф или легенду. Мне нужна история. Мне нужно знать, как что-то случилось. У меня был дохреналлион вопросов, и я собирался задавать их, пока кто-нибудь меня не заткнет.

– Почему он щелкает пальцами? – спросил я, чтобы начать с чего-то.

Коко ответила:

– Один щелчок значит да, два щелчка значат нет. Зазу всегда есть что сказать; надо просто знать, как слушать. – Она швырнула пластиковый стаканчик в ближайшую мусорку, отклонилась назад и расставила руки в стороны. – Ну, что думаешь, чувак? Неплохо мы тут устроились, а?

Хватит, решил я. Хватит ей называть меня чуваком.

– Меня зовут Вик, – сказал я. – Или Виктор, если тебе так больше нравится.

– Виктор, боа-констриктор. – Коко рассмеялась звучным хрипловатым смехом, разбрызгивая вокруг себя капельки яблочного соуса. – Может, просто назовем тебя Удавом? Как тебе?

Коко продолжила говорить, но я уже не понимал о чем. Мэд только что сняла вязаную шапку, а следовательно, глаза выкатились у меня из орбит.

Она уже приподнимала шапку вчера вечером, чтобы показать мне шрам, и все равно сейчас я стоял, совершенно бестолковый. Словно всю жизнь проходил со сгоревшим предохранителем, и мне его только что заменили. С одной стороны волосы у нее были длинные, волнистые, непослушные. В точности как я представлял. С другой стороны она выбрила висок почти до затылка. Не до лысины, скорее короткий ежик. Прическа у нее была, как у панков с Западного побережья. Волосы вели к глазам, которые вели к губам, которые вели к коже, которая вела к, который вел к…

Мэд была картой.

А я был Магелланом.

Я разрабатывал маршрут, мечтал о неисследованных землях и о триумфах, что ждут в каждой долине, каждом ущелье. Я мечтал о покатой, чувственной высоте и о том, как я на нее взойду.

– Можешь спать вот там, – тихо сказала Коко.

Я – Суперскаковая лошадь.

– Что? – выдохнул я.

– Диван, – она показала в сторону Мэд.

Я стоял, похожий на объятия сбоку. Интересно, а девушка к дивану прилагается?

– Главы спят на диване, – сказала Коко, кидая Мэд упаковку вяленой говядины.

Я сделал глубокий вдох:

– А что это значит – главы?

– Не главы, – поправила Коко, – а Главы. С большой буквы.

– Откуда ты знаешь, что я имел в виду с маленькой?

– Услышала в твоем голосе.

Нзази схватил металлическую лейку, танцуя, пошел вдоль рядов растений, поливая на ходу.

– Ну ладно, хорошо… – Я прокашлялся. – А что такое Глава?

– Терпение, таракашка, – сказала Коко.

– Кузнечик, – сказала Мэд.

Коко приподняла бровь:

– Ты уверена?

– Да, вполне.

Коко пожала плечами:

– Терпение, кузнечик.

…

Эти ребята были не только стаей гусей. Они были деталями головоломки, забитым под завязку багажником, так же маловероятно организованными, как и маловероятные полки в их маловероятном обиталище. Я стоял, вытирая слюнявый рот. Пятое колесо в телеге, чувак, который вечно говорит что-то нелепое, словно объятия сбоку (вроде «о» или «чего»). Не деталь от головоломки, а скорее коробка, в которую они упакованы.

Я расстегнул рюкзак и достал треники с эмблемой «Метс». Папа называл их метсиками, и меня это страшно бесило.

А теперь… эх, черт. Я скучал по этому слову.

– Ты сказала, что покажешь, где переодеться…

– Точно. – Мэд спрыгнула с дивана. – Пойдем. Мне как раз надо покурить.

Зажав метсики в одной руке, я взял рюкзак в другую и собирался последовать за ней, но Коко сказала:

– Ты думаешь, украдем твое барахло? Такие мы жалкие, отвратительные оборванцы?

Я вынул из бокового кармана айпод и глазные капли, положил рюкзак на место и попытался стереть из мыслей образ Коко, запускающей грязные ручонки в папину урну.

– Думаю, ничего не случится.

Коко улыбнулась театральной улыбкой и положила руку на сердце:

– Ваше доверие ужасно много для нас значит. Правда, Удав. Эй, слушай, а телефон у тебя там есть? С играми?

– Прости, – ответил я. – Оставил его дома.

Мэд ждала у входной двери, накинув радужную куртку и засунув руки в карманы. Вязаная шапка тоже вернулась на место. Я внезапно ощутил желание нарисовать ее. Художник из меня был никакой, да и поклонник искусства так себе. Мне хватало знаний ровно настолько, чтобы знать, что я ничего в этом не смыслю.

Мэд достала из кармана сигарету и заткнула за ухо. Обычно я считал, что курение отвратительно. Но теперь вдруг оно казалось мне сексуальным, но не так, как у соблазнительниц с сигаретой. Мама с папой раз в неделю пересматривали «Касабланку» (разумеется, тогда я ненавидел эти сеансы, а теперь скучал по ним, бла-бла-бла), и мысль о курящей Мэд по ощущениям была похожа на этот фильм. Сексуально, как «Касабланка».

Ну, я, в общем, не знаю.

В этот момент я не думал сердцем моего мозга. Я думал палубной оружейной установкой моей USS Ling.

Затянуться.

Выдохнуть.

Успокоиться.

– Ну что, Гарри Конник Младший-Младший, доложите обстановку!

Если бы эта раздутая туша не плавала спиной наверх, я бы решила, что он сдох. Я свесила ноги с канала «У золотой рыбки» и ждала, пока Вик закончит мыться и переодеваться. Он был удивлен качеством уборной, и, честно, его можно понять. Хотя, в отличие от парникового жилища, туалетной комнатой мы пользоваться официально не могли. Гюнтер и понятия не имел, что мы научились пробираться в окно магазинчика сувениров, а оттуда в ванную. Хотя если бы он узнал, то с чего бы ему расстраиваться? Не помню, когда в последний раз к нему заходили покупатели.