Колсон Уайтхед - Подземная железная дорога

Джеймса Господь прибрал через два дня. Врач сказал, почки. Старожилы поместья невольно сравнивали кончину старшего сына с кончиной отца. У местных плантаторов старик Рэндалл всегда пользовался уважением. Сейчас, конечно, в центре внимания оказались лихие покорители Запада, но что до здешних мест, то их истинными пионерами были Рэндалл и иже с ним. Именно благодаря их усилиям много лет назад во влажном аду Джорджии выпестовалась новая жизнь. За то, что Рэндалл первым переключился с индиго на хлопок, плантаторы почитали его провидцем, приведшим их к прибылям. Немало изнемогавших от бремени кредитов неофитов обращались к нему за советами, которыми он щедро и охотно делился, и со временем, следуя им, достигали завидного изобилия.

Чтобы рабы могли проводить старого хозяина в последний путь, их сняли с работы. Сгрудившись в стороне, они смотрели, как благородные белые господа и дамы отдают последний долг покойному. Гроб несли на плечах домашние слуги, и сначала это всех скандализировало, но по зрелом размышлении было воспринято как проявление искренней привязанности, возникающей между рабовладельцем и его рабами, взять хоть сиськи чернокожей няньки, которые каждый сосал во младенчестве, или ловкие руки слуг, снующие в мыльной пене во время купания. Под конец панихиды пошел дождь. Церемонию пришлось прервать, но каждый из присутствующих вздохнул с облегчением. Засуха стояла слишком долго. Хлопок следовало хорошенько напоить.

К моменту смерти Джорджа Рэндалла оба брата практически не поддерживали отношений ни с теми, кто приходился их отцу ровней, ни с его протеже. Судя по документам, у Джеймса было немало деловых партнеров, со многими из которых он общался лично, но друзей он не завел. К слову, старший брат Терренса Рэндалла обыкновенной человеческой сентиментальности был лишен напрочь.

На его похороны почти никто не приехал. Рабы трудились на хлопке – урожай на носу, так что какой с них спрос. Терренс говорил, что все прошло согласно последней воле брата. Джеймса погребли в тихом уголке обширного поместья рядом с родителями, а также Платоном и Демосфеном, двумя принадлежавшими старику Рэндаллу мастифами, в которых что покойный хозяин, что черномазые души не чаяли, хоть псы не прочь были поохотиться на кур.

Терренс отправился в Новый Орлеан, чтобы разобраться с делами покойного брата касательно продажи хлопка. Вряд ли хоть про одного беглеца можно сказать, что он бежал потому, что пришла пора, но установление власти Терренса на обеих частях плантации стало мощным аргументом в пользу того, что бежать и вправду пора. Обитатели северной части плантации всегда дорожили тамошним более мягким климатом. Покойный Джеймс Рэндалл отличался жестокостью и грубостью, свойственной каждому белому, но по сравнению с братцем слыл сущим образцом ровного нрава. От историй про то, что творилось на южной части плантации, даже если не вдаваться в частности, а судить по количеству, кровь стыла в жилах.

Большой Энтони решил, что, раз пришла пора, надо действовать. В деревне, конечно, были парни и посметливее, но он своего никогда не упускал. Со времен Блейка это был первый побег с плантации. На заклятье, наложенное колдуньей, Энтони бесстрашно наплевал. Констебли схватили его, спящего, в сенном сарае за двадцать с лишним миль от поместья Рэндаллов. Вернули беглого владельцу в железной клетке, сработанной кем-то из местных умельцев. Дескать, решил на свободе крылышки расправить, – не выйдет, пожалте под замок. На дверце клетки была специальная рамка для картонки с именем обитателя, но про нее никто не вспомнил. Уезжая с плантации, констебли увезли клетку с собой.

Накануне истязания Большого Энтони – всякий раз, если белый хозяин откладывал наказание, он желал превратить его в представление – Цезарь пришел в хижину Иова. Мэри, хоть и оторопела, но впустила его. Гости к ним не почти захаживали, а из мужчин приходили только бедоносцы-десятники. Кора никому из товарок не рассказала о его предложении.

В хижине было полно женщин, они либо спали, либо подслушивали, так что не поговорить, поэтому Кора положила то, чем занималась, на пол и вышла с Цезарем на улицу.

Здание школы старик Рэндалл построил для своих сыновей и будущих внуков, до которых надеялся дожить, но вряд ли в обозримом будущем то, что от него осталось, могло быть использовано по назначению. С того момента, как братья Рэндаллы завершили свое образование, развалюха служила исключительно местом свиданий и занятий особого толка. Милашка увидала, как Кора и Цезарь направляются туда, но Кора, заметив оживление подруги, отрицательно помотала головой.

Внутри воняло. Гниющее здание давно стало местом постоянного обитания всякой живности. Столы и стулья из него вынесли, освободив место для засохших листьев и паутины. Интересно, водил он сюда свою Фрэнсис, когда приударял за ней, и чем они тут занимались? Перед поркой Кору раздевали донага, и Цезарь видел выступавшую у нее на коже кровь.

Проверив, нет ли кого под окнами, Цезарь сказал:

– Зря они так с тобой.

– Тебя не спросили.

Две недели назад она держала его за дурачка. Сегодня он показался ей много взрослее своих лет, словно один из умудренных деревенских старцев, истинный смысл слов которых доходит до тебя через несколько дней, а то и недель, когда ты сталкиваешься с неотвратимой правдой.

– Да лучше бы давно ушли. Ну как, пойдешь со мной?

Раскусить его она так и не смогла. Все три раза, когда ее пороли по утрам, он стоял в первых рядах зрителей. Невольники обязаны были смотреть, как истязают их собратьев, чтоб другим неповадно было, но в какой-то момент каждый украдкой отводил глаза, хоть на мгновение, либо потому, что от чужой боли становилось тошно, либо потому, что понимал, что рано или поздно плеть погуляет и по его спине. Вроде напрямую тебя не касается, а вдруг получается, что касается. Но Цезарь стоял, не шелохнувшись. Он не встречался с Корой глазами, а рассматривал что-то за ней, что-то очень важное и трудно различимое.

– Ты, поди, надеешься, что я принесу тебе удачу, потому что Мэйбл удалось уйти, да? Зря надеешься. Я не заговоренная. Сам видел, что ждет любого смутьяна.

Цезарь стоял на своем.

– Когда он вернется, дело будет дрянь.

– Почему ж «будет»? Дело и сейчас дрянь. И всегда было.

Она повернулась и пошла прочь. Задержка в наказании Большого Энтони объяснялась тем, что Терренс потребовал новые колодки. Плотники и столяры работали ночь напролет, чтобы к утру возвести пыточные орудия, украшенные претенциозными и грубо намалеванными изображениями минотавров, грудастых русалок и прочих мифологических существ, резвящихся на природе. Колодки установили на разбитой перед домом лужайке, поросшей сочной травой. Двое подручных Коннелли подвесили Большого Энтони за руки, и он болтался так первые сутки.