Ахмед Саадави - Франкенштейн в Багдаде

– Не переживай!.. Я вернусь, – невозмутимо сказал он, выдернул рубашку из ее рук и направился к двери.

Она слышала, как он, тяжело ступая, удалялся, пересекая двор, а затем, стараясь не шуметь, прикрыл за собой ворота. В ее большом доме снова стало тихо и одиноко. Она почувствовала, что очень устала. Сильно хотелось пить. Со свербящим сердцем Илишу присела напротив изображения святого Георгия. Она собралась задать ему вопрос, но не нашла для этого сил, взглянула на него еще раз и заметила, что его доспехи переливаются ярким светом, словно кто-то натер их до блеска. Сияние пробежало и погасло. Она ничего не смогла выговорить. Она была опустошена. Следующие несколько дней Илишу будет хранить молчание. Она всматривалась, то и дело моргая, в тусклый луч лампы, направленный на святого. Кот в поисках тепла свернулся клубочком у нее на коленях.

Два полицейских пикапа перегородили Первую улицу на въезд и на выезд. Из них выскочили пять вооруженных полицейских, тут же оттеснивших зевак за ограждения, и американец из военного патруля. С самого утра улица была пуста, лишь изредка любопытствующие и испуганные граждане осторожно выглядывали со старых балкончиков, которые, казалось, в любой момент рухнут вместе с ними. В гробовой тишине один из полицейских вытащил фотоаппарат и начал щелкать затвором.

Несколько минут спустя появился запыхавшийся, трясущий при каждом шаге густой бородой Фарадж ад-Далляль. Под мышкой у него была зажата кожаная папка, из которой он при всех проверках доставал ворох разрешений и справок.

Американец тотчас приступил к допросу: знает ли он, что это за дом и кто в нем живет, что он может сообщить о случившемся. Переводчик, также одетый в военную форму, перевел слова американца, обращаясь к трепещущему ад-Даллялю таким тоном, словно читал приговор. Несмотря на свой авторитет в районе, перед американцами ад-Далляль терял всю прыть. Он понимал, что им предоставлена полная свобода действий и ни перед кем в этой стране они отчитываться не будут. Поэтому лучше не попадаться им под горячую руку. Ад-Далляль еле разомкнул пересохшие губы и выговорил, что это его дом. Точнее, он уже пятнадцать лет арендует его у государства и исправно вносит плату на счет финансового управления города. При этом он вытащил из папки бумажки и дрожащей рукой протянул их стражам порядка.

Американец развернулся, указал пальцем на стену – там в положении сидя окаменели трупы четырех местных попрошаек – и снова спросил Фараджа, знаком ли он с ними. Ад-Далляль кивнул и ощутил, как кровь стынет в жилах. И это только начало дня! Кто-то расправился с беднягами! В каких странных позах настигла их смерть! Что за Божья кара!

Они сидели друг против друга, их тела соединялись в правильный квадрат, причем каждый из них держал за горло соседа, к которому был повернут лицом. Все это скорее походило на какую-то страшную картину или сцену из безумной театральной постановки. Рваная грязная одежда. Головы свешены на грудь. Если бы Хазем Аббуд сделал снимок этой жути и участвовал с ним в международном конкурсе, нет сомнений, получил бы приз.

С обеих сторон улицы толпилось все больше зрителей, трусливые головы с балконов высовывались все чаще. Свидетелей становилось много, и это не нравилось американцу. Он подал полицейским знак рукой, чтобы они поторапливались. Они записали номер телефона ад-Далляля и предупредили, что, если ему станет что-либо известно о преступлении или отыщутся очевидцы, он должен передать информацию в отделение полиции на улице ас-Саадун. Фарадж с облегчением выдохнул. Он разгладил бороду, взял в руки четки, осмелев, приблизился к попрошайкам и взглянул на них сверху вниз с нескрываемой брезгливостью.

Полицейские, надев белые резиновые перчатки, расцепили руки и шеи убитых, затем в спешке погрузили трупы в пикап и уехали.

Улица тут же заполнилась людьми, окружившими Фараджа ад-Далляля и забросавшими его вопросами. Кого-то он отпихнул, мальчишку хлестнул длинными черными четками и зашагал по делам.

А сверху из разрушающегося старого дома прямо напротив логова попрошаек за всем происходящим через щели в деревянных ставнях, ничего не упуская, следил старик. Точно так же он наблюдал за улицей вчера ночью, когда было совершено убийство. Старик сидел у окна, и уже половина бутылки арака «аль-Асрийя» было выпито, когда он услышал, как в темном переулке завязывается драка. Сначала он не придал этому значения, так как к потасовкам подвыпивших попрошаек, возвращавшихся в свои обшарпанные комнаты к полуночи, он уже привык. Обычно сначала они бранились друг с другом, потом, опомнившись и разозлившись на свою горькую долю, кидались на первого попавшегося прохожего, как будто он перед ними в чем-то виноват. Тем более им мог оказаться такой же, как они, несчастный.

Но потасовка затянулась, грубые ругательства стали громче, к ним добавился визг, чья-то тяжелая одышка и стоны. Старик решил выглянуть на улицу, но не смог там ничего разобрать. Только когда в конце переулка развернулась машина и луч от ее фар пробежал по стене, он различил тени пяти схватившихся друг за друга фигур, будто крутящихся в хороводе.

Вечером того же дня, когда были обнаружены трупы, старика приволокли в офис Фараджа ад-Далляля, который на этот раз был красноречив и пользовался сложившейся ситуацией для того, чтобы утвердить свою власть в квартале. Старик еще не проспался как следует после вчерашней бутылки арака. Да он вообще редко трезвел, так что на его слова вряд ли можно было положиться. Но все равно, пусть расскажет, что знает.

Ад-Далляль сразу обрушился на него с бранью, заодно проклиная на чем свет стоит всех пьянчуг. Да избавит Аллах нашу страну от этой мрази! Потом упрекнул правительство, что они поджали хвост перед американцами и не придерживаются норм шариата, как того жаждет народ. Старик слушал и, часто мигая, смотрел на ад-Далляля глазами напуганной мыши.

Ад-Далляль спрашивал его, и он в который раз повторял одно и то же, о чем поведал соседям после отъезда полицейских: среди дерущихся он заметил страшенного человека с кривым широким ртом.

– Их же четверо было!

– Нет, пять!.. Эти четверо пытались тому пятому порвать глотку, но у них получалось схватить только друг друга.

– Да что ты несешь!.. Бред какой-то. – Фарадж ад-Далляль отпил чай, не сводя презрительного взгляда со старика…

В это же время еще один человек спокойно попивал чай – полковник Сурур Мухаммед Маджид, глава Информационно-аналитического отдела. Один из помощников вошел к нему в кабинет и положил на стол досье с наклейкой «Попрошайки». Полковник отставил большую кружку в сторону, придвинул папку и пролистнул страницы, чтобы убедиться, что дело не по ошибке попало в его ведомство: судебный медэксперт приложил заключение, что попрошайки удавили друг друга.