Маркус Зусак - Глиняный мост

В десяти метрах от финиша Клэй окончательно заваливается на дорожку; а что это случилось у Рори с невесомостью? В этом состояла ирония его прозвища. Человек-гиря наводит на мысли о неподъемной тяжести – но смотрите, Рори больше похож на легкую дымку. Ты оборачиваешься, и он перед тобой, но выброси руку – и там уже ничего нет. Рори уже в другом месте, угрожает тебе впереди. Только одно в нем имело массу и вес – дебри и ржа волос, да жесткие, будто серый металл, глаза.

Теперь он уже крепко прижимал Клэя к красному, ушедшему в землю тартану. К ним спускались голоса – голоса мальчишек со складывающихся небес:

– Давай, Клэй. Боже мой, десять метров, ты почти добежал.

Томми:

– Клэй, что бы сделала Золя Бадд? Что бы сделал Летающий Шотландец? Загони его за линию!

Рози взлаяла.

Генри:

– А он тебя удивил, а, Рори?

Рори, подняв взгляд, хитро улыбнулся одними глазами.

Еще голос не из Данбаров, к Томми:

– Что за дьявол эта Золя Бадд? Ну и Летучий Шотландец тоже?

– Летающий.

– Хрен с ним.

– Эй, заткнитесь там, а? Тут месилово идет!

Так бывало часто, когда вспыхивала борьба.

Мальчишки, цепенея, смотрели и жалели в душе, что у них самих для такого кишка тонка, но при том были дьявольски благодарны, что это не они там валяются. Такие разговоры служили мерой безопасности, ведь от этих, вырезанных на дорожке, с бумажными легкими и бумажным дыханием, веяло чем-то жутковатым.

Клэй извивался. Но Рори не отпускал.

Только раз, через несколько минут, Клэю почти удалось высвободиться, но и тогда ему не дали уйти. Теперь он уже видел финишную черту, казалось, уже чувствовал запах краски.

– Восемь минут, – сказал Генри. – Эй, Клэй, хватит, может?

Выстроился не ровный, но явный коридор: они знали, как оказать уважение. Если бы кто-то из зрителей вынул телефон, снимать видео или сфотографировать, на него тут же накинулись бы и как следует врезали.

– Эй, Клэй.

Генри, чуть громче.

– Харэ?

Нет.

Как всегда, это было сказано без слов: он просто не улыбался.

Девять минут, десять, потом и тринадцать, и Рори уже подумывал его придушить, но тут на подходе к пятнадцатой минуте Клэй наконец сник, откинул голову назад и едва заметно усмехнулся. Слабым утешением сквозь частокол мальчишечьих ног он увидел там, дальше, в тени девицу с бретелькой от лифчика и всем прочим, и Рори выдохнул: «Слава богу». Он откатился в сторону, и на его глазах Клэй – кое-как, с одной здоровой рукой, а другой обвисшей, перетащил себя через черту.

Я взял себя в руки.

Решительно вошел на кухню – там подле холодильника стоял Ахиллес.

Возле башни из чистых тарелок я переводил взгляд с Убийцы на мула и обратно, решая, с кого начать.

Меньшее из зол.

– Ахиллес, – сказал я.

В моих раздражении и негодовании должны были читаться воля и власть.

– Господи боже, опять, что ли, эти уродцы не заперли заднюю дверь?

Мул, верный природе, не повел и ухом.

С утомленной прямотой он задал свои обычные два вопроса.

Что?

Что здесь такого странного?

И он был прав: такое происходило уже в четвертый или пятый раз за месяц. Наверное, почти рекорд.

– А ну, – сказал я, быстро выволакивая его за гриву.

В дверях я обернулся к Убийце.

Обернулся, но не проявил эмоций:

– К твоему сведению, ты следующий.

Город темный, но живой.

В машине, полной народу, тишина.

Ничего не осталось, кроме дороги домой.

Перед этим было выставлено пиво, на всех вкруговую. Селдом, Жестянка, Магуайр.

Шварц и Старки.

Все они получили немного денег, даже малый по прозвищу Короста, поставивший на четырнадцать минут ровно. В ответ на ликование ему посоветовали потратиться на пересадку кожи. Остальное досталось Генри. Все это проделывалось под розово-серым небом. Лучшее граффити в городе.

В какой-то момент Шварц рассказывал о хитростях с плевками на двухстах метрах, и тут девица задала вопрос. Она зависла со Старки на паркинге.

– Что у этого парня с кукушкой?

Но это был еще не вопрос по вопросу: тот появится через несколько мгновений. Весь этот бег. Весь этот махач.

Девица подумала и скривилась:

– Что это вообще за игра такая дурацкая? Вы тут все придурки.

– Придурки, – повторил Старки. – Ну спасибо.

Он приобнял ее, будто услышал о себе приятное.

– Эй, милашка!

Это Генри.

Девица и горгулья разом обернулись, и Генри завернул улыбку.

– Это не игра, а только тренировка!

Она уперла руку в бедро – и вы догадались, что она спросила, эта девица с перекрученной бретелькой. Генри тут же постарался блеснуть:

– Ну что, Клэй, просвети нас. За каким чертом ты тренируешься?

Но в этот раз Клэй отвлекся от ее плеча. Он чувствовал пульс в ссадинах на скуле – по милости бакенбардов Старки. Здоровой рукой пошарил в кармане, как-то неестественно, затем сел на корточки.

Теперь уже можно сказать: для чего тренировался наш брат, было такой же загадкой и для него самого. Он знал лишь, что работает и готовится ради какого-то дня, который однажды он узнает, – а этот день, как оказалось, уже пришел. Он ждал Клэя дома на кухне.

Кэрбайн-стрит и Эмпайр-лейн, затем длинная Посейдон.

Клэю всегда нравилось ехать домой этой дорогой.

Ему нравились мотыльки, высоко и тесно клубившиеся вокруг разных уличных фонарей. Он раздумывал, возбуждает ли их ночь или успокаивает и умиротворяет; но в любом случае ночь давала им цель. Эти мошки знали, что им делать.

Скоро уже въехали на Арчер-стрит. Генри: за рулем, правит одной рукой, улыбается. Рори: закинул ноги на торпеду. Томми: полусонный, привалился к высунувшей язык Рози. Клэй: не ведающий, что день настал.

Наконец, Рори не выдержал покоя:

– Блин, Томми, этой псине обязательно так громко, сука, пыхтеть?

Трое посмеялись, кратко и смачно.

Клэй смотрел в окно.

Может, Генри подошло бы вести машину как попало, лихо подлететь к дому, но было совсем не так.

Включенный у дома соседки миссис Чилман поворотник.

Плавный поворот – настолько ловкий, как только позволила машина.

Фары погасли.

Дверцы распахнулись.

Лишь одно потревожило царивший вокруг покой: как они закрыли машину. Четыре быстрых хлопка расстреляли дом – и все двинулись прямиком на кухню.

Они толпой шли через лужайку.

– Кто-нибудь из вас, уродцев, знает, что на ужин?

– Остатки.

– Да, так и есть.

Их ступни разом вспахали крыльцо.

– Пришли, – сказал я. – Так что готовься сматываться.

– Понимаю.

– Ничего ты не понимаешь.

В ту секунду я пытался разобраться, почему все же его не выгнал. Всего несколько минут назад, когда он сообщил мне, зачем приехал, мой голос, отрикошетив от тарелок, впился Убийце прямо в горло: