Маркус Зусак - Против Рубена Волфа

Собака, на которую мы ставим, похожа, скорее, на крысу.

– Зато помчится пулей, – говорит Руб.

Весь из фланелевых улыбок и крученых кед. Сплюнет и улыбнется. Сплюнет. Улыбнется. Милейший он парень, без вопросов, мой брат. Рубен Волф. На дворе обычная зима тревоги нашей.

Мы сидим на нижнем ярусе пыльной открытой трибуны.

Мимо проходит девица.

«Боже мой», – думаю я.

– Боже мой, – говорит Руб, и вот она разница, как мы с ним смотрим на девчонку, томимся, дышим, существуем. Такие вот девчонки – не самые частые гости на собачьих бегах. Те, к которым мы тут привыкли, – или мышки, прикуривающие одну от другой, или кобылы, без конца жующие пирожки. Или шлюховатые с пивком. Однако та, на которую мы глядим, – редкая птица. Я б поставил на нее, если бы она могла участвовать в забеге. Великолепная.

Ну а так лишь тоска у меня от вида ног, которых мне не коснуться, или губ, которые мне не улыбнутся. Или бедер, которые не льнут ко мне. И сердец, что бьются не для меня.

Лезу в карман и вынимаю десятку. Пора переключиться. В смысле я люблю попялиться на девчонок, но это обязательно кончается расстройством. Если смотреть издалека, глаза щиплет. В общем, остается только спросить что-нибудь вроде «Ну так ставим мы, или как, Руб?», что я и делаю в этот тусклый день в этом шикарном и распутном городе, где живу.

– Руб?

Тишина.

– Руб?

Ветер. Катится пивная жестянка. Сзади курит и кашляет какой-то чувак.

– Руб, мы ставим или как?

Я шлепаю его.

Тыльной стороной ладони.

По руке, брата.

Он смотрит на меня и опять лыбится.

– Давай, – говорит он, и мы озираемся, кого бы попросить за нас поставить. Кому по возрасту уже можно. Найти всегда нетрудно. Какой-нибудь старикан с полуспущенными штанами обязательно согласится. Он даже может затребовать долю в выигрыше: ну в смысле, если собака, на которую ты ставишь, победит. Вот только он нас нипочем не найдет – хотя мы по-любому его не обманем. Таким старым «не-дай-бог-мне-до-такого-дойти» пьянчугам надо пособлять. Пару бумажек с выигрыша им не повредит. Фокус в том, чтобы выиграть хоть сколько-нибудь. Такого пока не бывало.

– Пошли.

Руб подымается, мы шагаем, а я еще вижу вдали ноги той девицы.

«Боже», – думаю я.

– Боже, – говорит Руб.

У окошек тотализатора нас ждет небольшое затруднение.

Копы.

«Какого хрена они сюда приперлись?» – думаю я.

– Какого хрена они сюда приперлись? – спрашивает Руб.

Вообще-то, меня копы не бесят. По правде сказать, мне их немного жаль. Эти шляпы. Вся эта дурацкая ковбойская снасть на поясе. И надо выглядеть одновременно суровым и дружелюбно-располагающим. И отпускать усы (хоть мужикам, хоть, случается, и теткам), типа они добавляют солидности. А все эти отжимания, подтягивания, приседания в полицейской академии, прежде чем выдадут лицензию на поедание пончиков. А сообщать людям, что кого-то из их семьи покалечило в дорожной аварии… И тут еще много чего можно вспомнить, так что я уж лучше помолчу.

– Глянь на того легавого с булкой.

Руб показывает. Его явно не волнует, что копы решили тут зависнуть. Ни капли. И вообще-то даже наоборот: Руб направляется прямиком к усатому копу, который жует булку с сосиской и соусом. Копов, вообще-то, двое. Один с сосиской, а второй – женщина. Брюнетка, волосы убраны под шляпу. (Только челка кокетливо падает на глаза.)

Мы подходим, и начинается.

Рубен Л. Волф:

– Как поживаете, констебль?

Коп с булкой:

– Я ничего, братан, а ты?

Руб:

– Нравится сосиска, а?

Коп, смачно откусывая:

– Еще, блин, как. А тебе чего, смотреть нравится?

Руб:

– А то. Почем они?

Коп, проглатывая:

– Бакс восемьдесят.

Руб, с улыбкой:

– Ну, вас ограбили.

Коп, откусывая:

– Я в курсе.

Руб, уже явно увлекшись игрой:

– Думаю, сосисочника надо за это свинтить, а?

Коп, с соусом на губе:

– А может, тебя свинтить?

Руб, жестом показывая копу, что тот испачкался:

– За что?

Коп, обнаруживая и вытирая соус на губе:

– За особо дерзкое умничанье.

Руб, в открытую почесывая яйца и бросая взгляд на напарницу копа:

– А ее вы где подцепили?

Коп, тоже увлекшись:

– В кафе.

Руб, бросая на нее новый взгляд и не прекращая чесаться:

– Почем?

Коп, приканчивая булку:

– Бакс шестьдесят.

Руб, перестав чесаться:

– Да вас ограбили.

Коп, опомнившись:

– Эй, ты смотри у меня.

Руб, одергивая затрепанную фланельку и штаны:

– А за соус накидывают? В смысле, у булки.

Коп, переступая с ноги на ногу, молчит.

Руб, подступая ближе:

– А?

Коп, не умея соврать:

– Двадцать центов.

Руб, остолбенело:

– Двадцать центов! За соус?

Коп, явно недовольный собой:

– Знаю-знаю.

Руб, искренне и всерьез или по крайней мере всерьез:

– Надо было не брать, из принципа. У вас что, нет силы воли?

Коп:

– Ты ищешь неприятностей?

Руб:

– Конечно, нет.

Коп:

– Уверен?

В этот момент мы смущенно переглядываемся с его напарницей-брюнеткой, и я представляю ее без формы. Лично я вижу ее в одном белье.

Руб, отвечая на вопрос:

– Да, сэр. Я уверен. Я не ищу никаких неприятностей. Мы просто гуляем с братом по городу в этот прекрасный серый денек, восхищаемся шустрыми животными, как они носятся по кругу. – Прямо мешок с подарками. Набитый мусором. – Это преступление?

Коп, теряя терпение:

– Тебе вообще что от нас надо?

Мы с напарницей переглядываемся. Вновь. На ней красивое белье. Я его представляю.

Руб:

– Ну, мы просто…

Коп, сердито:

– Просто что? Чего ты хочешь?

Напарница офигенно красивая. Звезда. Она лежит в ванне. В пене. Поднимается. Улыбается. Мне. Я дрожу.

Рубен, громко скалясь:

– Ну, мы думали, может вы за нас сделаете ставку…

Напарница, из ванны:

– Издеваешься?

Я, пробивая головой толщу воды:

– Ты, блин, шутишь, Руб?

Руб, резко:

– Меня зовут не Руб.

Я, возвращаясь в реальность:

– Ой, прости, Джеймс, онанист ты.

Коп, со смятым пакетом от сосиски в руке, изнутри все в соусе:

– Онанист – это как?

Руб, огорченно:

– Господи Иисусе, такое бывает? Можно быть таким тормозом?

Коп, заинтересованно:

– Кто это – онанист?

Напарница, пяти футов и девяти дюймов росту и, не меньше, я бы сказал, четырех раз в неделю бывающая в полицейском спортзале:

– Ты его видишь каждое утро в зеркале.

Она высокая, поджарая и классная. Подмигивает мне.

Я: немею.

Руб:

– Вот именно, милочка.

Напарница, неимоверно притягательная:

– Ты кого милочкой назвал, милый?

Руб, не отвечая и вновь обращаясь к дремучему «знать-не-знаю-кто-такой-онанист» копу: