Энтони Гилберт - Будильник в шляпной картонке

– И все-таки отмахиваться от этого нельзя, – снова раздался голос Комарика. – Да, сказать, что у нее был роман с пасынком, мы не можем, но факт остается фактом: она навещала его несколько раз в его съемной квартире даже после того, как муж ее такие визиты положительно запретил. Да и выглядел пасынок не очень-то убедительно, когда давал показания. Будто боялся чего-то.

– Боялся, что ее приговорят за убийство, чего же еще.

– А по-моему, скорее того, что может всплыть.

Так мы топтались на месте, взвешивая то тот, то этот пустяк, цепляясь то к одному, то к другому. Я небо благодарил, что в нашей стране большинства голосов для вынесения смертного приговора недостаточно – необходимо полное единодушие всех присяжных заседателей. И решил, что буду держаться хоть до Судного дня. Пусть я не смогу их поколебать, но добиться пересмотра дела смогу, и уж тогда сам возьмусь за расследование…

Мало-помалу мы достигли той стадии, когда одиннадцать присяжных созрели для того, чтобы признать Виолу Росс виновной. Я же стоял за то, чтобы ее оправдать.

– Вам все равно, убила она мужа или нет! – воскликнула дама с лошадиным лицом. – Вы просто хотите, чтобы она соскочила с крючка!

– Я хочу быть уверен в том, что я делаю, – возразил я и всем остальным повторил то же.

Судья прислал сказать, что если нам нужна помощь, то он в нашем распоряжении. Когда, наконец, мы вернулись в зал судебных заседаний, оказалось, что больше половины присутствовавших разошлись. Конечно, люди не могут полночи просидеть в суде, даже когда речь о том, жить или не жить женщине. У всех есть свои ежедневные обязанности: готовить ужин, укладывать детей. Драма Виолы Росс – всего лишь атом, песчинка во Вселенной…

Вообще надо признать, что по большому счету мало кто принимал это событие близко к сердцу. Ну, может, поначалу оно щекотало нервы, как всякая скандальная новость, но потом острота притупилась, и сердечно сочувствующих делу было раз-два и обчелся. Я же, когда мы час за часом обсуждали это дело, вынося приговор, не мог не думать о том, каково ей сейчас там, в камере при суде, в присутствии надзирательницы. О чем она думает? Есть ли у нее предчувствия, как повернется дело? И когда ее ввели в зал, я бросил на нее взгляд и тут же его отвел. Лицо посерело, обычной ее живости как не бывало. Страшно подумать, каково это: сидеть и ждать в тишине. Судебный процесс – это была все-таки жизнь, мизансцены менялись, свидетели давали показания, следовало держать спину, не терять присутствия духа, вникать, вслушиваться… Не говоря уж об атмосфере, царящей в зале суда, особенно когда смертный приговор обсуждается – она ощутима, как дуновение ветра. Однако в часах мучительного ожидания ничего занимательного, это тоска и ужас.

Итак, судья задал свой обычный в таких случаях вопрос:

– Господа судебные заседатели, вы пришли к общему соглашению?

– Вынужден сказать, ваша честь, что среди нас один несогласный, – ответил Моррисон.

Судья осведомился, не находит ли староста присяжных, что есть смысл пересмотреть приговор, на что Моррисон ответил, что нет, не находит. Час стоял уже такой поздний, что остаться дольше значило бы провести тут всю ночь, а я был настроен голосовать за оправдание Виолы Росс столь же решительно, как мои коллеги – за то, что она виновна. Судья оказался философом. Он оценил положение и, обратившись к суду, распустил его. Мисс Бейтс, та прямо посинела от возмущения:

– Благодарение Богу, вас не будет в следующем составе присяжных!

Назавтра вся утренняя пресса вышла с заголовками вроде «Дело об убийстве: сенсация», «Дело Росс: присяжные разделились», а одна предприимчивая газетка даже озаглавила свой отчет «Двенадцатый». Я его просмотрел, почти ожидая, что наткнусь на свое имя. Поднял трубку домашнего телефона и попросил немедленно принести завтрак. Стало ясно, что оглянуться не успеешь, как у моего порога, подобно стервятникам над трупом, появятся сначала местные репортеры, а потом и лондонские их собратья. Я принял решение уехать в столицу и на несколько дней затаиться там. Осуществлению планов, которые я как раз обдумывал, вряд ли поможет, если меня будет преследовать свора ищеек-любителей, жаждущих знать, что я намерен делать, и готовых в романтическом свете преподнести мои действия в защиту миссис Росс, на каждом шагу чиня мне препоны.

Не успел я собраться, как зазвонил телефон, и меня известили, что ко мне пришла мисс Кобб. Я от души чертыхнулся:

– Сделайте одолжение, скажите, что у меня спешное дело в Лондоне.

Наступило молчание. Затем портье осведомился, намерен ли я успеть на поезд, который отходит в 9.40.

– Я должен успеть на него всенепременно.

– Леди говорит, что это ничего. Она тоже на нем поедет.

С тяжелым вздохом я сдался:

– Впустите ее. Только предупредите, что у меня всего несколько минут.

Она явилась, бледна, как сама смерть, на голове ужасная шляпка из соломки и никакой косметики на лице.

– Так, значит, то были вы! – как в дурной пьесе, воскликнула она вместо приветствия. – Почему, почему вы это сделали?

– Извольте-ка объяснить, – с отвращением отозвался я, – с какой стати вы сюда ворвались? Вам же сказали, мне нужно в Лондон!

– Полгорода знает, что это вы, и все хотят знать почему!

– Да потому, что для всякого другого приговора доказательств предъявлено недостаточно, – сказал я. – Так что сделайте милость, сообщите это своим любознательным друзьям.

– И чего вы добились? Ей просто придется пройти через еще один процесс, а уж в том-то составе присяжных вряд ли найдется еще один влюбленный в нее!

– Это меня не касается, – ответил я со всем доступным мне хладнокровием, от души жалея, что не могу выставить убогое создание за дверь.

– Наверное, вы совсем сбросили его со счетов, – обвинила она.

– Моей задачей было рассмотреть приговор.

– Вы не можете не знать, что она виновна!

– Если бы знал, согласился бы с остальными присяжными. А кстати, откуда вам известно, что это я заблокировал приговор?

– Мисс Бейтс мне сказала.

– Да? Она что, ваша подруга?

– Мы живем в одном доме. И, конечно, она ужасно возмущена. Она тоже считает, что миссис Росс хотела избавиться от своего мужа.

– Одну минуту, – перебил я ее. – Скажите, есть кто-нибудь, кого вы ненавидите?

– Миссис Росс, – прошипела она сквозь зубы.

– А, ну да. Вы считаете, она не стоила своего мужа.

– Ноги ему мыть не годилась! – Ну, вы знаете этот тип женщин, которые на ровном месте впадают в истерику.

– Но ведь вы не собирались ее убить?

– Не обязательно убивать, когда ненавидишь.

– И все-таки вы считаете, что она убила своего мужа.

– Я уверена в этом. У нее все для этого было: и повод, и случай. И не рассказывайте мне, что ей понравилась бы бедность и нищета. Не говоря уж о том, что и любовника следовало обеспечить.